Элтон. – Да если бы вы так играли на концерте, то все бы с ума посходили!

– Посходили с ума от страха? – со смехом спросил Лусио. – Или от отвращения?

– Ерунда! Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Я всегда презирал фортепиано как инструмент, но, клянусь вам, я никогда не слышал такой музыки, даже в исполнении симфонического оркестра. Это необыкновенно! Это великолепно! Где вы учились?

– В консерватории Природы, – небрежно ответил Риманес. – Моим первым маэстро был один любезный соловей. Распевая на еловой ветке в полнолуние, он с редким терпением объяснял мне, как построить и извлечь чистую руладу, каденцию и трель. И когда я научился, он показал мне самые изощренные методы применения мелодии к восходящему и нисходящему порывам ветра, тем самым дав мне понятие об идеальном контрапункте. Аккордам я учился у старого Нептуна, который был так любезен, что специально для меня отправил на берег несколько больших валов. Старик чуть не оглушил меня своими наставлениями – он по природе весьма экспансивен и громогласен. Однако, найдя во мне способного ученика, он с такой деликатностью увел назад свои волны по гальке и песку, что я тотчас же усвоил, как надо играть арпеджио. Последний урок мне преподал Морфей – таинственное существо с растрепанными волосами и крыльями. Он напел мне всего одно слово. Слово это было непроизносимо для смертных, но после долгих усилий я обнаружил его притаившимся в гамме. Самое приятное во всем этом было то, что мои учителя не брали никакой платы!

– Похоже, вы не только музыкант, но и поэт, – сказала леди Сибил.

– Поэт! О, пощадите! Моя дорогая юная леди, чем я заслужил столь жестокое обвинение? Лучше быть убийцей, чем поэтом, – во всяком случае, пресса относится к первому из них с гораздо большим уважением и учтивостью. Многие солидные газеты охотно печатают меню последнего завтрака убийцы, а отсутствие у поэта не только завтрака, но и обеда считается достойной наградой за его труд. Лучше зовите меня скотоводом, коневодом, лесопромышленником – кем угодно, но только не поэтом! Почему даже Теннисон стал молочником-любителем, чтобы как-то скрыть и оправдать позор и унижение, которое приносит сочинение стихов?

Все рассмеялись.

– Что ж, нельзя не согласиться, – сказал лорд Элтон, – что в последнее время у нас развелось слишком много поэтов. Неудивительно, что они всем надоели и поэзия приобрела дурную славу. Кроме того, поэты такой вздорный народ: женоподобные, вечно стонущие, малодушные лгунишки!

– Вы, надо полагать, говорите о «недавно открытых» поэтах, – сказал Лусио. – Да, это довольно жалкая братия. Я иногда подумывал, что можно из чистой филантропии основать конфетную фабрику и нанять их, чтобы они там сочиняли надписи для бисквитов. Это удержало бы их от разных шалостей и позволило бы им немного заработать на карманные расходы – ведь сегодня они не получают от своих книг ни гроша. Но я вовсе не зову их поэтами, это простые рифмоплеты. Несколько настоящих поэтов действительно есть, но они, как пророки в Писании, избегают «общества» и не признаны никем в своем отечестве. Их не любит ни одна критическая клика, вот почему я боюсь, что моего дорогого друга Темпеста никогда не признают гением, хотя он им и является. Общество будет слишком любить его, чтобы позволить ему обратиться в прах и пепел и стяжать лавры гения.

– Для этого вовсе не обязательно обращаться в прах и пепел, – заметил я.

– Уверяю вас, это необходимо! – ответил князь весело. – Лавры в этом случае растут гораздо лучше, чем в теплицах.

В этот момент подошла Диана Чесни.

– Леди Элтон хотела бы послушать, как вы поете, князь, – сказала она. – Вы ведь доставите нам это удовольствие? Прошу вас! Что-нибудь совсем простенькое… Это позволит нам прийти в себя после вашей страшной и чудной музыки! Мне до сих пор не по себе!

Лусио сложил руки на манер кающегося грешника.

– О, простите меня! – сказал он. – Я всегда, как говорится в утренней молитве, делаю не то, что надлежит нам делать.

Мисс Чесни нервно рассмеялась.

– О, я готова вас простить! – воскликнула она. – Но только при условии, что вы нам споете.

– Подчиняюсь!

И с этими словами он вернулся к инструменту и под необычный, дико звучавший минорный аккомпанемент пропел следующие строфы:

       Спи, моя возлюбленная, спи!

Потерпи! Тайну нашу

                                 мы сохраним

                                                    под крышкой гроба, —

Нет места на земле и в небе

Для такой любви, как наша, для такого отчаяния!

Ни ад, ни рай не захотят завоевать

Наши ненавистные души, радующиеся своему греху!

Спи! Ибо моя рука тверда.

Холодная сталь, яркая и чистая,

Пронзает сердце твое и мое,

Проливая нашу кровь, как вино.

Сладость греха слишком сладка, и если позор

Любви станет нашим проклятьем, то мы возложим вину

На богов, которые вдохнули в нас любовь

И замучили нас страстями до смерти!

Эта странная песня, исполненная звучным и мощным баритоном, взволновала всех присутствующих. Мы снова смолкли, объятые чем-то вроде страха, и снова Диана Чесни первой нарушила молчание.

– И это вы называете простой песенкой? – спросила она полуобиженно.

– Именно так. Любовь и смерть – самые простые вещи на свете, – ответил Лусио. – Эта баллада – сущий пустяк. Она называется «Последняя любовная песня» и поется от имени влюбленного, который собрался убить свою возлюбленную и самого себя. Такие события случаются каждый день, вы читаете о них в газетах, они совершенно заурядны…

Его прервал резкий и властный голос:

– Где вы узнали эту песню?

XIV

Эти слова произнесла парализованная графиня. Она сумела немного приподняться на кушетке, и лицо ее выражало ужас. Граф поспешил к ней, а Риманес встал из-за рояля со странной циничной улыбкой на губах. Мисс Шарлотта, которая до тех пор сидела неподвижно и молчала, поспешила на помощь сестре, но леди Элтон была необычайно взволнована и, казалось, внезапно обрела неестественную силу.

– Не нужно, я не больна, – сказала она нетерпеливо. – Я чувствую себя лучше, намного лучше за все последние месяцы. Мне помогла музыка.

Обратившись к мужу, она добавила:

– Попроси своего друга подойти и посидеть рядом со мной! Мне нужно с ним поговорить. У него великолепный голос, и… я знаю песню, которую он пел… Помню, что прочла эти стихи в одном рукописном альбоме… давным-давно. Где же он их нашел?

Князь подошел своей мягкой походкой, и лорд Элтон придвинул ему стул рядом с кушеткой.

– Вы просто какое-то чудо