с вами, я спешу. Встреча с Мак-Вингом назначена ровно на двенадцать, а сейчас уже половина одиннадцатого. Я, вероятно, позавтракаю с ним, так что не ждите меня. Что же касается пятисот фунтов, то вам незачем оставаться у меня в долгу хотя бы на час дольше, чем вам хотелось бы. Сегодня вечером вы вернете мне чек на эту сумму.

– Договорились, – согласился я. – А что, если великий пророк и глава клики с негодованием отвергнет ваше предложение?

– Если такое произойдет, то, значит, воплотится мечта об Утопии! – ответил Лусио, старательно натягивая перчатки. – Где экземпляр вашей книги? Ах, вот он! Пахнет свежей типографской краской. – И он сунул томик в карман пальто. – Позвольте мне перед уходом заметить, что вы на редкость неблагодарный человек, Джеффри! Судите сами: я, природный князь, ставлю себя на службу вашим интересам и готов «заполучить» для вас Мак-Винга, исполнив обязанности вашего управляющего. А вы не оброните даже слова благодарности!

Он стоял передо мной, улыбаясь, весь олицетворение доброты и хорошего настроения. Я тоже улыбнулся.

– Мак-Винг не примет вас за управляющего или литературного агента, – возразил я. – Вы на них не похожи. А если я выражаюсь невежливо, то извините, но дело в том, что я возмущен…

– Чем же? – спросил он, продолжая улыбаться.

– Всей этой чепухой! – отвечал я нетерпеливо. – Всем этим глупым фарсом! Почему книга не может получить известность сама по себе, благодаря своим достоинствам, без помощи какой-то клики и без подкупа прессы?

– Совершенно с вами согласен! – подхватил князь, осторожно стряхивая пылинку с лацкана. – И почему человека не принимают в обществе по его собственным заслугам, без денег, дающих ему рекомендацию, или помощи влиятельных друзей?

Я молчал.

– Мир таков, каков он есть, – продолжал Лусио, пристально глядя на меня. – Он движим самыми низкими и ничтожными побуждениями, он предназначен для достижения самых ничтожных, нелепых и суетных целей. Это не рай. Это не счастливая семья сплоченных и любящих братьев, а перенаселенная колония болтливых и сварливых обезьян, воображающих себя людьми. В старину философы считали, что обезьян следует истребить, чтобы освободить место для более благородной расы, но их проповедь не была услышана. Никогда люди не составляли большинство, способное победить стадо животных. Сам Бог, говорят они, спустился с Небес, чтобы попытаться исправить зло и, насколько это возможно, восстановить собственный искаженный образ в глазах человечества, однако даже Он потерпел неудачу.

– В этом мире очень мало Божественного, – сказал я с горечью, – но зато очень много дьявольского!

Князь улыбнулся задумчивой, мечтательной улыбкой, преобразившей его лицо и сделавшей его похожим на прекрасного Аполлона, погруженного в мысли о какой-то новой славной песне.

– Именно так, – подтвердил он после небольшой паузы. – Люди определенно предпочитают Дьявола любому божеству. И если они выбирают его своим представителем, то надо ли удивляться тому, что он правит там, где ждут его правления. И все же знаете ли, Джеффри, Дьявол – если он вообще существует, а я полагаю, что вряд ли! – не так плох, как утверждают его недоброжелатели. Мне кажется, он ничуть не хуже любого финансиста девятнадцатого века!

Я рассмеялся этому сравнению.

– После этого вам остается только отправиться к Мак-Вингу. Надеюсь, вы расскажете ему, что я – тройная квинтэссенция всех новейших «открытий» в одном лице!

– О, не беспокойтесь! – ответил князь. – Я выучил наизусть все заклинания: «звезда первой величины» и тому подобное, я прочел весь «Атенеум» и в совершенстве освоил жаргон литературного аукциониста. Уверен, что не ударю лицом в грязь. До свидания!

Он ушел, а я, бегло просмотрев свои бумаги, отправился обедать в клуб «Артур», членом которого теперь был. По дороге я остановился у витрины книготорговца, чтобы узнать, продается ли там уже мое бессмертное произведение. Однако его там не было, а самой заметной из всех новинок оказалась книга под названием «Различия» писательницы Мэвис Клэр. Повинуясь внезапному порыву, я решил купить этот роман.

– Хорошо ли он продается? – спросил я, когда мне вручили том.

Приказчик за стойкой широко раскрыл глаза.

– Продается? – переспросил он. – Конечно, еще бы… Ведь его читают все!

– Вот как? – И я небрежно перелистал неразрезанные страницы. – Но я не нашел никаких упоминаний об этой книге в газетах.

Приказчик с улыбкой пожал плечами.

– И вряд ли найдете, сэр, – ответил он. – Мисс Клэр чрезвычайно популярна и не нуждается в рецензиях. Кроме того, многие критики, в особенности из числа известных, завидуют ее успеху, и публика это знает. Буквально на днях сюда заходил сотрудник одной из солидных газет и сказал, что пишет заметки о книгах, имеющих наилучшие продажи. Он просил подсказать, какие произведения пользуются наибольшим спросом. Я ответил, что лучше всех продается книга мисс Клэр, – и это истинная правда. Тогда он пришел в ярость и объявил: «Вот ответ, который я знал и так. И даже если это правда, то какой от нее прок: ведь я не осмелюсь даже упомянуть об этом. Редактор моментально вычеркнул бы это: он ненавидит мисс Клэр». – «Достойный же у вас редактор!» – заметил я. Он посмотрел как-то странно и сказал: «Нет ничего лучше журналистики, сэр, если вы хотите скрыть правду!»

Я улыбнулcя его рассказу и направился к выходу, прихватив свою покупку, хотя и был убежден, что потратил несколько шиллингов на женские безделки. Если эта Мэвис Клэр действительно так популярна, то ее опусы несомненно должны относиться к разряду бульварного чтива, ибо я, как и многие другие литераторы, был до смешного непоследователен, считая читателей «ослами», но ничего так не желал, как аплодисментов и одобрения со стороны этих «ослов»! Поэтому я не мог себе представить, что публика может по достоинству оценить истинное литературное произведение без указки критиков.

Разумеется, я ошибался: множество людей во всех странах руководствуются инстинктивным чувством справедливости, побуждающим их отвергать ложное и недостойное и выбирать истинное. Всегда готовый, как и большинство мне подобных, осмеять и осыпать придирками книгу просто потому, что она написана женской рукой, я сел в углу читальни в клубе и принялся разрезать и перелистывать страницы.

Не успел я прочесть и нескольких предложений, как сердце мое сжалось от испуга и зависти! Да, медленный огонь коварной зависти начал разгораться в моем сознании. Какая высшая сила ниспослала творческий дар этой сочинительнице, этой женщине, которая осмелилась писать лучше меня?! Но как бы то ни было, волшебный дар Мэвис Клэр заставил меня признать – со стыдом и гневом – ее превосходство!

Ясность мысли, блеск и красота слога, – помимо всего этого, она обладала еще совершеннейшей легкостью выражения и художественным мастерством. Внезапно, на середине страницы, мною овладел такой