попросить его побыть со мной, поговорить хоть немного, он как с цепи срывался и упрекал меня, что я не принимаю его всерьез.

С тех пор, как в доме воцарилась Нат, прошел месяц, и нужно было как-то срочно прекратить происходившую у меня на глазах метаморфозу. Небо за окном все тускнело, и красное осеннее сияние подсвечивало верхушки деревьев. Как-то я сидела на кухне, листая телеканалы, а у меня в ногах лежала, свернувшись калачиком, Нат. И тут из кабинета показался Арт. Я подошла к нему и потащила за запястье к дивану. Не говоря ни слова, он покорно следовал за мной, не подавая даже намека на протест.

Я посадила его рядом, чтобы мы вплотную прижимались бедрами. Поцеловав его прямо в губы, я прошептала:

– Тебе приятно?

Глаза у него расширились, и губы чуть приоткрылись. Кончиком языка он лизнул зуб. Я опять его поцеловала и повалила на диван, усевшись ему на колени.

– Ну что, чем займемся? – проворковала я, накручивая его волосы на палец.

Интересно, мое отчаяние сильно бросалось в глаза?

Арт смотрел на меня, как будто потерял дар речи. Я наклонилась к нему, скрыв наши лица под шатром из темных кудряшек.

– Я тебя похищаю.

Он явно был в ужасе. Но это ведь игра. Всего лишь игра.

Он оттолкнул меня и сел, вытянув руки перед собой, как будто говорил мне: «стой». И потом еще с минуту подбирал слова.

– Я сам не свой, Нора. Прости, но я не могу.

Он заправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.

– Мне сегодня как-то нехорошо.

Он выглядел совсем разбитым. Я внутренне торжествовала. Дело не во мне. Он обхватил рукой затылок.

– Даже думать не могу. Я слышу в голове два голоса и не могу понять, какой из них мой и какой из них прав. Совершенно не могу сосредоточиться, и меня это убивает.

В горле у меня застрял смешок, но я его подавила и нахмурила брови. Разговоры по душам тоже сплачивают. Я верну его к жизни. Я погладила его по голове, и волосы на ощупь оказались мягкие и тонкие, а не засаленные, как я ожидала. Я опустила его голову себе на колени, и он во мне растворился, словно забыл, что я отдельный человек, а не его рука или нога. Лицо мое все это время выражало беспокойство, и только краешком сознания я пыталась понять, почему мне все равно. Мне даже было приятно, что он размяк и забылся у меня на коленях. Я только переживала, как бы он со всем не расклеился, чтобы обойтись без официального вмешательства. Я и сама со всем справлюсь. Горячий бульон. Одеяло. Витамин С. Ибупрофен. Лишь бы не узнали в «Истон Гроув».

Если они хоть что-то заподозрят, то все, пиши пропало.

Интересно, как бы все сложилось, если бы я просто с ним поговорила или за волосы вытащила вон из кабинета, невзирая на плотно закрытые двери.

Когда снаружи все затихло, я отправила Арта в постель, а сама пошла выключить лампы. В последнюю очередь я зашла в кухню и, опустошив наши бокалы в раковину, пристально осмотрела растения, расставленные мной на подоконнике перед Новым годом. Они стали сухие, как солома, а листья все зачахли и потемнели. Ствол моей юкки затвердел, как берцовая кость. Может, удобрений не хватало. Сплошные химикаты. Я как будто масла подливаю в огонь.

В центре стоял суккулент от Обри, который все еще цеплялся за жизнь своими листочками, хотя их значительно поубавилось. Арт, наверное, выбросил их и не стал мне ничего говорить.

Я перевела взгляд с этого могильника на сад. Комнатный свет не доставал далеко и освещал лишь траурные колокольчики. Вдали на месте сада зияла пустота, хотя я еще могла различить в самом конце у забора очертания ягодного кустарника, тянувшего к дому ветви, как руки. Неважно, сколько я его обхаживала с механическим секатором: торчавшие конечности всегда отрастали – и тянулись в пространство, пытаясь за что-нибудь ухватиться.

13

Я подружилась с телевизором. Ведущим прогноза хорошей погоды и программы новостей можно было доверять, даже заранее прописанный жесткий сценарий согревал душу. Чистый эгоизм, можно это все заглатывать часами, причем безвозмездно. Никакого притворства.

Приходя домой с работы, я не выключала телевизор до самого сна, хотя ни разу не досмотрела ни одно шоу до конца. Я уже не умела, как раньше, уйти в них с головой. Персонажи все казались надуманными пустышками, и я отвлеченно ковыряла ногти или дергала за распустившиеся ниточки на одежде. Иногда телепрограмму неожиданно меняли, и обычные шоу заменяли полнометражными фильмами об исследованиях «Истон Гроув». Еще год назад я бы упоенно их смотрела, а может, даже конспектировала. Но единственное, что я оставляла в памяти, – это остекленевшие глаза у «звезд» программы, их руки, добела сжимавшие колени. И то, чего они не договаривали. Искала взглядом кандалы под столом или тень нависшего кукловода. Как только акцент перемещался на ovum organi, я сразу переключала канал. Это было выше моих сил.

Ну, нет. Взбодрить меня мог только выпуск новостей.

Как-то вечером того ноября я сидела на диване и смотрела очередную сводку экстренных новостей, массируя лопатки Нат. Анонс раскрутили по полной, и реклама шла во всех перерывах между вечерними шоу.

Когда пришло время, диктор еле сдерживала радость. Она вся расплылась в улыбке и по мере развития сюжета водила пальцем по планшету.

– Новое развитие получила инициатива «дар жизни».

Как-то странно квохча, она пояснила, что новая программа была сегодня официально запущена, и теперь пожилые люди с неизлечимой болезнью могли пожертвовать свои органы на замену или про запас молодым. Такие «индивидуумы в расцвете сил» должны быть «совместимы» с донорами и состоять с ними в кровном родстве, а доноры взамен получали бонус на финансирование похорон и прочих нюансов. Если трансплантация подразумевала смертельный исход или донор умирал в течение шести месяцев, ему предлагалось передать кому-то по желанию дополнительный бонус.

Эту систему то и дело использовали последние несколько лет, но только сейчас ее легально утвердили. Дикторша с одышкой переключилась на интервью с самодовольным чиновником и бесхребетным главным управляющим НСЗ, после чего запустили ролик с ликующими семьями на фоне местных больниц под неестественно ярким солнцем, от которого их кожа так и сияет. В репортаже не уточнялось, принадлежат ли больницы, перед которыми вздымают руки молодые люди, «Истон Гроув», или это одна из новых организаций, появлявшихся по всей стране, но я совершенно точно уловила подозрительный бронзовый отблеск на самых отглаженных лацканах.

Я ощутила привкус желчи во рту.

И хотя я могла оценить по достоинству значение баланса между новым и старым, но можно ли в своем уме отступиться от собственной жизни? Даже если