Глейна, — мозгов нет, а оказывается у тебя тоже. Он тоже считал, что делает правильно, когда злил Вейна, и к чему это привело?! К чему, я спрашиваю?!

Братья молча переглянулись. Глейн открыл рот, но тут же закрыл.

— Мы вообще-то клятвой связаны, — заметил Дрейн и засунул руки в карманы брюк. — Сними уж, раз больше скрывать нечего, тогда мы сможем оправдаться.

Отец махнул рукой. Братьев охватило синее пламя, и через секунду погасло.

— Прости, Вейн, — Дрейн невесело усмехнулся и сказал — Для тебя будет новостью, но три года назад ты умер. Теперь ты всё знаешь, а я пошёл. — И он, действительно, развернулся и вышел из лаборатории.

Повисло неловкое молчание.

Я перевёл взгляд с покрасневшего от злости отца на незнающего куда себя деть среднего брата и уточнил:

— Дрейн чокнулся? — И пальцем у виска покрутил.

— Я его сейчас убью! — заорал отец и выбежал в коридор.

— Тогда у тебя останется всего один живой наследник! А я не хочу править! — крикнул им вслед Глейн, но сам остался в лаборатории.

— Это такая шутка? — после трёх минут тишины спросил, наконец, я. Но брат не казался веселым, хотя обычно быстро всем рассказывал, где должно быть смешно, и насколько глуп тот, кто сам не догадался.

Взгляд Глейна был на удивление серьёзен, а это пугало больше всех его выкрутасов. Я даже похлопал себя по груди, убеждаясь, что сердце исправно бьётся, и ущипнул за руку — стало больно.

— Так, хватит! Драмы не получилось. Я живой, зачем вы всё это устроили, непонятно, но желания разбираться нет. И раз ты больше не связан клятвой, расскажи мне про артефакт. — Про это брат точно знал, хотя мог знать и ещё кое-что важное. Мало ли что отец обязал их скрыть: — И про ворлоков.

Глейн задумчиво подёргал себя за мочку уха и покачал головой.

— Знаешь, это лучше тебе пусть Дрейн расскажет — он диплом по ворлокам защищал, а я так… Но могу рассказать, что было три года назад перед началом войны.

Он повёл плечами, скривился, как делал, когда проводил неудачный приём, и начал говорить, а у меня вдруг зашумело в голове, и я провалился в воспоминания:

— Никто не знает, зачем ты пошёл ночью к своей принцесске…

«Янка на сообщения не отвечала и сама ничего не передавала. Это было странно и заставляло беспокоиться. В конце концов, ей наверняка попало от мейлы Риалинн за побег от охраны. Всегда попадало. И Янка каждый раз рассказывала об этих выговорах жениху. Но даже если допустить, что воспитательница сжалилась, то пришло бы пожелание спокойной ночи. Сегодня не было ничего.

Перебрав все возможные варианты, Вейн решил, что Янку наказали, забрав у неё Фиби, а значит, где-то у себя в поместье горько плачет одна принцесса, которую совсем некому утешить.

Недолго думая, Вейн вылез из окна и отправился к изрийской резиденции. Но не дошёл.

Темнота была почти абсолютная — небо закрывали чёрные тучи, так что ни луны, ни звёзд видно не было. Свет от верлингардского замка остался далеко позади, а от изрийского должен был показаться ещё нескоро. Так что идти приходилось медленно и ругаться про себя, что ни факел, ни артефакт прихватить было нельзя — слишком быстро найдут, если обнаружат отсутствие младшего принца. Так что Вейн ступал тихо и осторожно пока не наткнулся на кого-то, кто шёл навстречу, пытаясь быть настолько же незаметным.

— Да что б тебя! — воскликнул случайный встречный в тёмном-тёмном поле, а Вейн почувствовал, как внутри поднимается защитная тьма. Да так резко, что весь контроль, которому его учил Глейн, слетел моментально и напрочь. Остался только шум в голове и желание ввязаться в как можно большее количество неприятностей.

— А кто это у нас тут ходит? — Хрустнул пальцами Вейн и призвал весь свой небогатый, но мощный арсенал заклинаний.

Бахнуло, вспыхнуло, затряслась земля. В мелькании цветных всполохов возникло серое существо, контуры которого словно сливались с самой ночью.

— А кто это у нас тут собирается мне помешать? — ответило серое существо, тоже хрустнуло в том месте, где должен были быть пальцы, и двинулось вперёд.

Его силуэт колебался, как дым на ветру. Вейн взмахнул рукой, и тёмная энергия вырвалась из ладони, ударив противника в грудь. Тот отшатнулся, согнулся, но не упал. Вместо этого контуры стали чётче, словно атака лишь усилила его. Как будто он был… некромантом.

— Ты кто? — нахмурился Вейн.

Конечности существа вытянулись, и от них разошёлся полупрозрачный туман. Под кожу проник холод, который должен был жалить. Вейн рыкнул, тьма внутри радостно заклубилась, забирая последний контроль.

— Чем мертвее некромант, тем сильнее некромант. А я очень мёртвый некромант, — сказало существо. — Совсем мёртвый. Так что будь другом, посоветуйся со своим здравым смыслом и просто дай пройти.

— Видишь ли, какая незадача… — почесал в затылке Вейн.

— Какая же?

— Я тоже некромант. И мой здравый смысл отдыхает где-то о-о-очень далеко отсюда. — На ладони Вейна сформировалось новое заклинание.

Существо повторило движение и радостно произнесло:

— О, братан! Это будет весело!

Вейн кивнул, и тьма окончательно поглотила разум».

— Над полем так грохотало, что туда прибежали вообще все: и с нашей стороны и от изрийцев. Я был первым, но всё равно не успел. Ворлок нырнул в аномалию, которую потом Дрейн закрыл. Ну, а ты остался, сжимая в руках артефакт, который стащили у Эльдора из-под носа.

— И что с ним потом случилось? С артефактом, в смысле.

Самого сражения я так и не вспомнил, но примерно представлял, на что способны два некроманта, которых ведут инстинкты. Один в итоге собирает на себя всю энергию, а второй, да… может и умереть. Когда Глейн на тренировках говорил, что если я не освою контроль, то в первой же стычке сдохну, я думал он так шутит. Оказывается, не шутил. Но я же не сдох? Не сдох же?

— Потом прибежали остальные. Отец быстро понял, что сил у тебя почти не осталось. Ну и забрал тебя и нас с Дрейном в Верлингард. Артефакт тоже, потому что ты в него вцепился мертвой хваткой.

После шуточки про мертвую хватку я начал снова узнавать Глейна, и от этого стало страшно. Потому что серьезный брат воспринимался незнакомым человеком и вполне мог врать, а вот этот… Хотя самым плохим было вовсе не это.

— Прекрасно. То есть всю эту кашу заварил я, потому что не справился с инстинктом?

От осознания собственной виновности и невезучести стало так горько, что я не удержался и скривился. Если бы остался