— Из-за меня. Я должен тебе кое-что рассказать, Синди…

Он закончил рассказ, помолчал и сказал:

— Я думаю, ты меня ненавидишь.

— Нет, Дик. Я не испытываю к ненависти. Благослови господьэтих людей. Они освободили тебя.

— Ты серьезно?

— Да, — сказала она и поцеловала его. — Поедем домой. Мнегораздо лучше. Не помню, когда мне было так хорошо.

Когда через неделю зазвонил телефон и Моррисон узнал голосДонатти, он сказал:

— Ваши люди ошиблись. Я даже в руки не брал сигарету.

— Мы знаем. Надо обсудить кое-что. Вы можете зайти завтравечером? Ничего серьезного, просто для отчетности. Кстати, поздравляю сповышением по службе.

— Откуда вы это знаете?

— Мы ведем учет, — небрежно бросил Донатти и повесил трубку.

Когда они вошли в маленькую комнату, Донатти обратился кМоррисону.

— Что вы так нервничаете? Никто вас не укусит. Подойдитесюда.

Моррисон увидел обычные напольные весы.

— Послушайте, я немного потолстел, но…

— Да-да. Это происходит с семьюдесятью тремя процентаминаших клиентов. Пожалуйста, встаньте на весы.

Моррисон весил семьдесят девять килограммов.

— Сойдите с весов. Какой у вас рост, мистер Моррисон?

— Метр семьдесят девять сантиметров.

— Посмотрим. — Донатти достал из нагрудного карманамаленькую карточку, закатанную в прозрачную пластмассу. — Совсем неплохо. Вашмаксимальный вес будет… (он посмотрел на карточку) восемьдесят три килограмма.Сегодня первое декабря, значит, первого числа каждого месяца жду вас навзвешивание. Не можете прийти — ничего страшного, если, конечно, заранеепозвоните.

— Что случится, если я буду весить больше восьмидесяти трехкилограммов?

Донатти улыбнулся:

— Кто-то из наших людей придет к вам в дом и отрежет вашейжене мизинец на правой руке. Счастливо, мистер Моррисон, можете выйти через этудверь.

Прошло восемь месяцев.

Моррисон снова встречает своего приятеля в баре «ДжекДэмпси». Моррисон, как гордо говорит Синди, в своей весовой категории — онвесит семьдесят пять килограммов, три раза в неделю занимается спортом ивеликолепно выглядит. Приятель выглядит ужасно, хуже некуда.

Приятель:

— Как тебе удалось бросить курить? Я курю даже больше своейжены. — С этими словами он с настоящим отвращением тушит в пепельнице сигаретуи допивает виски.

Моррисон оценивающе смотрит на него, достает из бумажникамаленькую белую визитную карточку и кладет ее на стойку.

— Знаешь, — говорит он, — эти люди изменили мою жизнь.

Прошел год.

Моррисон получает по почте счет:

К О Р П О Р А Ц И Я

«БРОСАЙТЕ КУРИТЬ»

237 Ист, Сорок шестая улица.

Нью-Йорк, штат Нью-йорк 10017

Курс лечения 2500 долларов

Услуги специалиста

(Виктор Донатти) 2500 долларов

Электроэнергия 50 центов

ВСЕГО (просим заплатить) 5000 долларов 50 центов

— Сукины дети! — взрывается он. — Они включили в счетэлектричество, которым…

— Заплати, — говорит жена и целует его.

Прошло еще восемь месяцев.

Моррисон и Синди случайно встречают в театре Джимми Маккэннас женой. Они знакомятся. Джимми выглядит так же, как и в аэропорту, если нелучше. Моррисон никогда раньше не встречался с его женой. Она красива, какбывают красивы обыкновенные женщины, когда они очень и очень счастливы.

Моррисон пожимает ей руку. У нее странное рукопожатие.Только в середине второго действия Моррисон понимает, почему у жены Маккэнна направой руке нет мизинца.

Ричард и я сидели на веранде моего небольшого домика наберегу моря и молчаливо наблюдали за прибоем. Дым от наших сигар был густым идушистым, что в некоторой степени спасало нас от роящихся кругом комаров, неподпуская их ближе определенного расстояния. Вода была прохладногоголубовато-зеленоватого цвета, а небо — бездонным и сочно-синим. Очень красивоесочетание.

— Так значит, «дверной проем»… — задумчиво повторил Ричард.— Откуда у тебя такая уверенность в том, что мальчика убил именно ты? Может,тебе это, все-таки, просто приснилось?

— Да не приснилось мне это! Но и убил его не я — я жеговорил тебе уже! Убили его они! Я был только дверным проемом…

Ричард вздохнул.

— Ты похоронил его?

— Да.

— Помнишь, где?

— Конечно, — мрачно ответил я, доставая из нагрудногокармана сигарету. Кисти рук, из-за наложенных на них повязок, были оченьнеуклюжими и, к тому же, отвратительно зудели. — Если хочешь посмотреть на этоместо, то лучше поехать туда на твоем багги. На этом, — я кивнул накресло-каталку, — ты не дотолкаешь меня туда по песку.

Для езды по глубокому зыбкому песку у Ричарда быласпециально приспособленная для этого машина выпуска, кажется, 1959 года исовершенно непонятного происхождения — Ричард своими усовершенствованиями инововведениями изменил ее внешний вид до неузнаваемости: он поснимал с неекрылья, крышу и чуть-ли не все, что только можно было снять, а вместо обычныхколес приспособил огромные дутые шины — специально предназначенные для езды полюбому песку. На этом чуде техники он разъезжал вдоль береговой черты и собиралпринесенные прибоем доски, ветви и прочий деревянный хлам, из которого делалпотом очень красивые и совершенно фантастические скульптуры. Скульптуры эти онпродавал потом по дешевке, за чисто-символическую плату, зимним туристам.Вообще, Ричард был моим другом и появился здесь, в Ки-Кэрэлайн, лет пять назад,выйдя в отставку и переехав сюда из Мэрилэнда.

Задумчиво глядя на прибой, он выпустил густой клуб сигарногодыма.

— Мне не все понятно. Расскажи-ка мне еще раз обо всем ссамого начала.

Я вздохнул и попытался прикурить свою сигарету. Ричард взялкоробок из моих неуклюжих рук и зажег спичку сам. Прикурив, я сделал двеглубоких затяжки и попытался сосредоточиться. Зуд в пальцах стал уже совсемневыносимым.