Остаток пути до дома я настойчиво пытался убедить себя втом, что я, все-таки, наверняка чем-нибудь отравился или перегрелся на солнце.Но где-то в глубине моего сознания у меня уже появилась другая, очень страшнаямысль. Дело в том, что очень давно в детстве, у меня была тетя — сестра моейматери. Она жила в нашем доме на втором этаже и никогда не выходила из своейкомнаты. Я почти никогда не видел ее, хотя мы прожили в одном доме несколькопервых лет моей жизни. Еду наверх относила ей мама и даже упоминание ее именибыло в нашей семье под негласным запретом. Только много позже, спустя уже нескольколет после ее смерти, когда я уже повзрослел, мне стало известно, что она быланеизлечимо больна проказой, причем в очень тяжелой форме.

Едва добравшись до дома, я сразу же позвонил докторуФландерсу. Трубку поднял его ассистент и заместитель доктор Боллэнджер и сказалмне что доктор Фландерс уехал недавно к больному в другой город. Я ни в коемслучае не хотел делиться своими подозрениями ни с кем другим, кроме хорошознакомого мне доктора Фландерса и поэтому спросил с плохо скрываемым волнением:

— Как скоро он обещал вернуться назад?

— Не позже полудня завтрашнего дня. Передать ему, что вызвонили?

— Да, обязательно.

Я медленно опустил трубку на рычаги, но тут же схватил ееснова и набрал телефон Ричарда. Я терпеливо выждал более десяти гудков, трубкас той стороны так и не была поднята. Значит, Ричарда не было дома, иначе бы онобязательно подошел к телефону. Я положил трубку и просидел в нерешительностинесколько минут. Зуд стал еще более сильным и терзал теперь уже само мясо подкожей пальцев.

Я подъехал на своем кресле-каталке к книжному шкафу и достализ него массивную медицинскую энциклопедии, к которой не прикасался уже оченьдавно. Я листал ее очень долго, но ничего более-менее определенного по вопросу,который волновал меня, я так и не нашел.

Поставив книгу обратно на полку, я закрыл глаза. В полнойтишине на другой полке, у противоположной стены, гулко тикали старыекорабельные часы. Краем уха, в полусознании, я услышал, как высоко в небе надмоим домом пролетел самолет. «Наверное, из Майами! — почему-то подумал я. Кромечасов и самолета не слышно было больше ничего — только мое собственное хриплоеподавленное дыхание.

Я вдруг отметил про себя, не открывая глаз, что все ещесмотрю на книгу… Я мгновенно осознал, что все это не игра воображения — ядействительно смотрел на книгу. От дикого, непередаваемого ужаса я совершеннооцепенел и мгновенно покрылся холодным липким потом. ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ, АЯ ВСЕ ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЛ СМОТРЕТЬ НА КНИГУ… Причем я видел ее как бы пятью парамиглаз сразу. НО ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ!… Это я понимал совершенно определенно —не было никаких сомнений.

К этому жуткому шоку, значение которого я даже еще неосознал до конца и просто еще не пришел в себя, добавился вдруг еще один — яявственно почувствовал, что смотрю на книгу не один. Не «как бы не один», а… НЕОДИН… Ясно осознавая, что в комнате, кроме меня, нет больше никого. Нет и бытьне может.

Я медленно приоткрыл глаза, чувствуя, что сердце мое вот-вотвыскочит наружу от страха. Приоткрыв их, я увидел книгу, под каким-то другимуглом зрения. Вернее, не под каким-то, а под нормальным, обычным углом, — так,как я вижу ее каждый день. Это тот, первый взгляд был «каким-то». Это онсмотрел на книгу под другим углом зрения, как-то немного снизу, как если бы яопустил голову на уровень подлокотника кресла, на которых лежали мои руки исмотрел бы на книгу. Но это был не мой, другой взгляд. Я смотрел на книгусвоими собственными глазами и не хотел знать ничего другого, но… тот, другойвзгляд, был, все-таки… тоже моим… И не моим в то же самое время… Все это быловыше моих сил и в определенный момент, уже на самой грани умопомешательствасработала защитная реакция моего мозга — я внушил себе (правда всего нанесколько секунд), что все, что я вижу — просто галлюцинаторный бред в чистомвиде и мне немедленно надо показаться невропатологу или даже психиатру. В этойспасительной для моего перенапрягшегося мозга иллюзии я пребывал, однако, недолго. Посмотрев на руки, я увидел что мои пальцы дико растопырены от боли ичуть ли не выгнуты в обратную сторону от сводящих их судорог. Я сделалнеимоверное усилие, чтобы поднести руки к лицу и рассмотреть их поближе и тутслучилось самое страшное… Я стал медленно падать навзничь — передо мнойпромелькнули книжный шкаф, потолок, показалась уже противоположная стена,которая была у меня за спиной. И в то же самое время… я отчетливо видел, чтоникуда не падаю, что все на месте и к моему лицу плавно поднимаются мои жеруки…

Увидев то, что было на моих пальцах, я издал пронзительныйвопль ужаса, который слышен был, наверное, всей округе.

Кожа и ткани на концах всех десяти моих пальцев лопнули иразошлись в стороны, а из этих кровоточащих разрывов… НА МЕНЯ СМОТРЕЛИ ДЕСЯТЬНЕПЕРЕДАВАЕМО УЖАСНЫХ И ЗЛЫХ ГЛАЗ С ЯРКО ИСКРИВШИМИСЯ ЖЕЛТО-ЗОЛОТЫМИ РАДУЖНЫМИОБОЛОЧКАМИ!!!… Я думал, что умру от ужаса в ту же секунду, но это было еще невсе. Одновременно с тем, что я видел собственными глазами, я увидел исобственное лицо — теми же глазами, что были у меня на пальцах… Это лицодействительно было моим, но… это было лицо монстра.

На вершине холма показались багги Ричарда, а уже черезнесколько минут она с диким ревом влетела во двор и остановилась как вкопаннаяпрямо напротив веранды. Движок был без глушителя, работал неровно и время отвремени гулко стрелял выхлопными газами, выбрасывая снопы искр. Настоящеечудище техники. Я тоже не заставил себя ждать и быстро спустился вниз по плоскойдорожке, пристроенной сбоку от обычных ступеней лестницы специально для моегокресла-каталки. Заперев входную дверь, я подъехал к «машине» Ричарда и он помогмне забраться внутрь, а каталку забросил на заднее сиденье.

— Ол райт, Артур. Показывай, куда ехать.

Я молча показал рукой в сторону моря — туда, где БольшаяДюна постепенно спускалась к земле на самом конце мыса. Ричард кивнул головой,включил скорость и энергично нажал на газ. Задние колеса с визгом сделалинесколько оборотов на месте и лишь после этого машина резко рванула вперед, какбудто бы мы собирались взлетать. У Ричарда такая сумасшедшая манера езды иобычно я поругиваю его за это, но тогда это меня совершенно не волновало —слишком многим в тот момент была занята моя голова, чтобы поучать Ричарда, какему правильнее водить машину. Глаза на пальцах вели себя, к тому же, особеннобеспокойно — они с силой тыкались в бинты, отрезавшие их от внешнего мира, какбудто пытаясь разглядеть сквозь них хоть что-нибудь. Они словно умоляли меня снятьс них повязки.

Подпрыгивая на неровностях, багги стремительно неслась кморю, а с невысоких песчаных дюн даже, казалось, взлетала в воздух. Слева отнас, в кроваво-красном мареве, солнце начинало уже опускаться за горизонт. Апрямо перед нами собирались тяжелые свинцово-серые грозовые тучи. Собирались игрозно надвигались прямо на нас. Вдруг в той стороне, довольно еще далеко,впрочем, от нас, между тучами и совершенно черной поверхностью воды под нимиослепительно вспыхнула очень сильная молния.