– Куда бежать? – почти прокричала Саския. – Лифта больше нет!

– Вдоль гряды, к воде. Там будет портал, пожарный выход. Его не видно, но он перенесет вас обратно в город. Или за город. Не знаю. Подальше отсюда. Бегите. И выбросьте шкатулку на той стороне, пока не рванула!

Подстегиваемые спинным мышечным страхом и стремительным крещендо из шкатулки, девушки бросились к воде. Там, где галька была влажной от недавно откатившейся волны, они стали замедляться, потому что ничего не происходило, а бежать уже было некуда – только в закипающий прибой, но в этот момент мир вокруг них полыхнул белым, и вот под ногами был асфальт, над ними – холодная октябрьская ночь, а мимо с воем проносились бьющие дальним светом машины.

София швырнула шкатулку подальше в придорожные кусты. Призрачный оркестр дрогнул, музыка захлебнулась и смолкла.

– Ноги успела промочить. – Саския тяжело дышала, согнувшись, уперев руки в колени. – На хрена делать аварийный выход так близко к воде?

Холодный воздух обжигал горло и легкие, каждый выдох вылетал облачком пара и тут же рассеивался в ночи. София поняла, что оставила на пляже куртку, – и сейчас это было важнее, чем то, что заодно с курткой она, кажется, лишилась и какой-то части себя. И да, в кроссовках хлюпала вода.

– Надо поймать попутку. Хотя мы с тобой смахиваем на двух шлюшек, которых выкинул на трасе дальнобойщик.

Саския распрямилась и вытянула руку с поднятым вверх большим пальцем. Ее лицо стало белым в свете приближающихся фар. В кустах раздался взрыв.

Контакты с магией не проходят бесследно. Вспоминаю, как оказался нанизанным на рог единорога. Чуть не истек кровью посреди леса. Вот и сейчас не могу отделаться от ощущения, что новое столкновение со сверхъестественным окончится для меня болезненно. И чем меньше времени остается до прибытия в Лэ, тем ближе эта встреча.

Несмотря на волнение, я несколько раз задремывал, прислонившись к окну. Стук чугунных колес и покачивание вагона убаюкивают. Не спал нормально несколько суток.

В ночь после разговора с Даником Чиолой меня разбудил кошмар. Видимо, сказывается нервное напряжение. Снилось, что я иду по следу малефика, виновного в смерти красавиц из Анерленго. И что я загнал его на вершину скалы. Но, дойдя до самого края, понимаю, что стою там один. А тропой, которой поднялся я сам, уже идут эти мертвые женщины и тянут ко мне руки. Почему-то они решили, что это я их убил. Отступаю к обрыву, оборачиваюсь, и тут человек с перекошенным лицом выдавливает мне глаза.

Снова уснуть мне в ту ночь так и не удалось. Было страшно закрыть глаза, остаться незрячим.

Следующие два дня я только и делал, что вникал в материалы по делу. Кто из жертв кем работал. Кто кем кому приходился. Сначала рисовал линии в блокноте. Потом понял, что нужна полноценная схема, которая бы вместила связи между всеми фигурантками, и перенес этот труд на стену, исчертил ее до потолка, вооружившись фломастером и стремянкой. Кофе я выхлебал столько, что нечего было и думать о здоровом сне.

А вчера допоздна просидели у Байярда. Он позвонил в одиннадцатом часу, говорит: «Вернулся Марив из крестового похода, привез семь унций гашиша и такую сарацинскую штуку, Джуд, чтоб его курить». Штукой оказался прибор под названием кальян. Наливаешь в него воду, закладываешь гашиш и тянешь дым через кожаный шланг, потом передаешь другому. Я приехал, когда мои соратники успели напередаваться друг другу этого шланга и были в неясности, пришел я уже или нет. Байярд предлагал начать, хотя уже и так начали, а Марив говорил: «Дождемся Джуда», – и спрашивал меня, согласен ли я подождать. Помимо прочего, он рассказал, что неверные… И прежде, чем смог договорить, Марив прямо-таки обессилел от смеха: «…называют себя… – Байярд тоже радостно смеялся, хотя и не знал еще, чем кончится дело, – называют себя ПРАВОВЕРНЫМИ!» После этого мои друзья начали рыдать и бить кулаками вокруг себя, а когда Байярд кое-как, с прыгающим лицом, пролепетал: «Как же тогда они называют нас?» – оказалось, что нас-то как раз они называют неверными. Теперь ни тот, ни другой больше не могли издавать других звуков, кроме всхлипываний и сипения. Просто корчились на полу, а я боялся, не приведет ли краснота их лиц и вздутие вен на лбу к какой-нибудь апоплексии. Сам я пробовать зелье не стал. Дождался, пока мои друзья немного пришли в себя, поспал пару часов на диване и отбыл на вокзал.

Ширины ладони едва хватает, чтобы прикрыть очередной чудовищный зевок. Выхожу из купе, иду в туалет, с помощью холодной воды и расчески возвращаю себе приемлемый вид и, чиркая плечами о стенки коридора, возвращаюсь на свое место.

Напротив меня разместился священник, который поведал еще в начале пути, что едет читать лекции в католический университет Лэ, а прямо сейчас обедает холодным карпом.

За стеклом погожий день: на безоблачном небе одновременно видно солнце и бледную почти полную луну; мимо проплывают луга и леса, все еще зеленые, яркие, но уже тронутые тут и там охристыми мазками.

– Минут через сорок будем на месте, – сообщает духовное лицо.

Я взглядываю на часы. Вообще-то Даник Чиола хотел, чтобы я поехал в Анерленго. Но за вчерашний день настенная схема, в которую я заносил тамошних покойниц, почти не разрослась. Если в Анерленго действовало проклятие, то, похоже, оно исчерпало себя. А возможно, оно лишь перекинулось на соседнюю провинцию, потому что из анерленгской части схемы вот уже две линии пересекли границу. Первый случай – это Мария Тэлькаса, отравившаяся яблоком. Это было неделю назад. Второй случай, вчерашний, – Лора Камеда, она тоже отравилась, но не яблоком, а ядом наперстянки. Обе смерти пришлись на город Лэ, столицу провинции Лэ. Первое тело обнаружили в каком-то заброшенном особняке, второе – в номере гостиницы «Монсальват». Вероятно, женщины знали друг друга, потому что Лора была художницей, а Мария жертвовала деньги на искусство. Новая линия между двумя точками. Я решил, что в Лэ не только окажусь ближе к основным событиям, но и смогу спасти кого-нибудь.

Еще я решил не останавливаться за казенный счет в отеле, а пожить какое-то время у своих родственников в замке Вальмонсó, что в пригороде Лэ. Они давно приглашали, да все не было случая к ним выбраться. Хотя и стоило. Замок принадлежал отцу, а после его смерти владение перешло ко мне и Вере, моей сестре. Но сами мы там никогда не жили, предоставив наследникам дяди Августа распоряжаться поместьем.

– Джуд, мы все о вас знаем! – забирая у меня чемодан, говорит этот парень, сын мужа моей… В общем, Антон. Так его зовут.

Я не сразу выпускаю ручку чемодана. Что именно им известно? Может, дать деру, пока не поздно запрыгнуть обратно на поезд?

– Как же, читали про вашу победу в Авеластре! Принимать вас в Вальмонсо – это и радость, и честь. Даже не верится, что у нас в родне нашелся такой герой. Вы уж обещайте, что погостите подольше! Это что у вас, меч? Тот самый?

Чувствую, что в лице Антона обрел бы самого преданного поклонника, если бы дал ему подержать Аргумент, но, по-моему, малый слишком возбужден, чтоб доверять ему оружие.