– Ранец с припасом! – выкрикнул было Лелуп, да тут же иосекся, а де ла Фонтейн с видом победителя похлопал по стоявшему рядом с нимтуго набитому ранцу. Итак, свой припас Лелуп тоже просадил!

Анжель злорадно усмехнулась. Теперь он в полной мереотведает насмешек армейцев, ненавидевших его, знавших о его московскихподвигах. Она так радовалась предстоящему его унижению, что даже не заботиласьо том, чем это унижение обернется для нее.

Задохнувшись от ненависти, Анжель невольно схватилась рукамиза горло. И в это мгновение де ла Фонтейн поднял голову и увидел ее. Онапопыталась принять небрежный вид, однако ей не сразу это удалось. И было ужасностыдно, что этот чужой человек увидел, как ей больно, как плохо! Взгляды ихвстретились, и что-то промелькнуло в его глазах, однако он тотчас же отвел взори дурашливо ухмыльнулся.

– Ну что ж, – сказал де ла Фонтейн, убирая карты иподнимаясь. – Похоже, ставок больше не предвидится? Коли так, партия окончена,ибо в долг я не играю. Спасибо, Лелуп, что ты такой никудышный игрок!

Все захохотали, и этот язвительный, злорадный смех вселил вЛелупа новые силы. Он бросился к Анжель и подтащил ее к столу.

– Вот, – прохрипел Лелуп. – Вот моя ставка! Она... противвсего остального. Принимаешь? – В голосе его звучали умоляющие нотки.

Глубокая тишина воцарилась вокруг. Все с изумлением взиралина Лелупа и Анжель, и только де ла Фонтейн оставался спокоен. На его лице недрогнул ни один мускул, когда он принялся сдавать карты, и вскоре вниманиезрителей всецело переключилось на игроков.

Анжель стояла, будто громом пораженная.

Не скоро она обрела подобие спокойствия и некоторуютвердость в ногах, чтобы приблизиться к столу и глянуть, что там происходит.Карточная игра была ей абсолютно непонятна – она слушала азартные выкрикисоперников:

– Бита!

– Еще беру!

– А вот валет!

– Ваша карта.

– Сдаю!

– Туз!

– У меня тоже.

– А мы вот так!

– Прикупил!

– Масть пошла!

Все эти слова ей ничего не говорили, и Анжель приняласьразглядывать карты – почтенного вида стариков с коронами на головах, улыбчивыхдам и молодых кавалеров, сердечки, крестики, ромбики, пики. Скоро она уразумеланазвания мастей – трефы, черви, бубны и пики – и узнала, что черные карты треф,все без исключения, назывались козырями и превосходили по значению прочуюколоду, так что какая-нибудь шестерка треф могла побить даже и короля – если ондругой масти.

Игра шла к концу; Лелуп еще больше понурился, в то время какде ла Фонтейн не скрывал своего торжества: верно, у него оказались все козыри.

Вокруг по-прежнему царила тишина, и оглушительными в этойтишине показались треск и шипение, вдруг донесшиеся из очага.

Все обернулись туда как по команде. Гарофано кинулся кочагу, сдернул с него почти выкипевший котелок, обжег пальцы и стал яростнодуть на них, осыпая проклятиями и огонь, и игроков, а в первую очередь себясамого.

Посмеявшись, все дружно повернулись к столу, игравозобновилась, и никто не заметил, что в тот миг, когда де ла Фонтейн обернулсяна очаг, рука Лелупа молниеносно схватила со стола одну из карт Оливье испрятала ее. Никто... кроме Анжель.

Она успела даже разглядеть картинку на этой карте! Это быладама треф, и чем-то неуловимым – возможно, черными, затейливо убраннымиволосами, злой хитростью всего облика – эта дама треф напомнила Анжель графинюд’Армонти. Анжель не сразу поняла, что с исчезновением этой карты в игренаступил перелом.

Похоже, де ла Фонтейн растерялся. Он продолжал сражаться,однако отчаянным взором исподтишка так и шарил по столу, не понимая, куда жеподевалась козырная дама. Лелуп же сидел теперь, расправив плечи, и весь егооблик выражал превосходство над соперником.

Итак, думала Анжель, он поставил ее против всего: ипровизии, и всех драгоценностей – значит, выиграв, вернет себе все. Онаудовлетворенно улыбнулась – и тут же догадка ударила ее, будто кнут: онарадуется тому, что Лелуп опять получит полное право владеть ею и унижать ее!

Анжель в испуге огляделась, и глаза ее встретились с глазамиде ла Фонтейна – отчаянными и по-детски беспомощными. Бесконечно долгий миг онисмотрели друг на друга, и вдруг Анжель вспомнила лицо Фабьена, его голос:«Убейте меня! Ради моей матери!» – и глаза офицера, к которому Фабьен возносилсию мольбу, – полные отчаяния и детской беспомощности. Да ведь де ла Фонтейн...тот самый офицер!

* * *

Она очнулась и с опаляющей ясностью поняла: в этом человеке– все ее надежды.

– Ну что, продулся в пух, де ла Фонтейн? – торжествующезарокотал Лелуп. – Моя взяла! Бросай карты!

Де ла Фонтейн до крови прикусил губу. Черт побери, куда жеделась козырная дама? Неужели память подвела и он сыграл ею, даже не заметивэтого? Похоже, он побежден, продолжать игру нет смысла. Он вновь взглянул всиние глаза, обреченно улыбнулся... И оторопел, когда молодая женщина едвазаметно покачала головой, словно приказывая: «Нет! Не сдавайся!»

Оливье, ошалело моргая, смотрел на стол. Да, все кончено...Бог не с ним, а против него. А он-то уже представлял, как сегодня ночью этасинеглазая красавица будет безумствовать в его объятиях!

Резкий дробный стук прервал его грустные думы, и Оливье неповерил своим глазам, увидев, как, подпрыгивая и весело сверкая, разбегаются позатоптанному полу рубины и изумруды, бриллианты и золотые монеты, а впередивсех катилась несверленая жемчужина ослепительной красоты.

Часовой, дремавший снаружи под монотонный шум елей,подскочил на месте, услышав, как блокгауз вдруг взревел многоголосым хором изаходил ходуном: это все с криком бросились подбирать камушки, а резвее всех –Лелуп, вопя:

– Не трогать! Это мое!

И в то же мгновение Оливье увидел, как треклятая козырнаядама возникла перед ним, словно упала с небес... во всяком случае, быласброшена откуда-то сверху. Он вскинул взор и встретил теплую улыбку синих глаз,и еще один бесконечно долгий миг они смотрели друг на друга, прежде чем оносознал: она выбрала его! Она пришла к нему!

* * *

К сожалению, камней было слишком мало. Пятеро-шестеро самыхпроворных расхватали все, и теперь люди поднимались с пола – кто угрюмый, ктодовольный, кто просто веселясь над неожиданной потехою.