– Ну? – сказал Адам.

Их разговор походил на взрыв в замедленной съемке. Голос Дэна, приглушенный всхлипами, – слезы стояли в глазах, но не капали. Вонь от пива и дезинфицирующего средства. Рут беременна. Ребенком Дэна и Лорен. Если все будет хорошо, она родит в августе. Ветер обдувал лицо Адама, в порывах воздуха ощущался запах мочи. Рут предложила стать их суррогатной матерью. Невероятная жертва, добровольная, они согласились. Не стоит беспокоиться о деньгах: за все платит Дэн. Шесть недель терапии и постоянных осмотров, Рут было физически тяжело. Шесть недель. Обертки от бургеров и целлофановые пакеты кружились у ботинок Адама, словно мухи. Она просила их не рассказывать ему, не хотела его беспокоить, если это ни к чему не приведет. Мимо прошла гогочущая стайка молодых людей, кто-то задел его плечо. Дэн был против тайн, но Рут настояла. Они собирались обо всем ему рассказать на следующей неделе, но он больше не мог этого терпеть. Он надеялся, что Адам поймет. Он же поймет?

Мимо пронеслась еще одна толпа. Все в красном. Мужчины обнимались, ругались, пели, смеялись. Адам втиснулся в угол, прижавшись к куртке Дэна, к его мокрому лицу, он всем телом ощущал его дрожь. Он еле устоял на ногах. Когда толпа прошла, Адам отступил, сложив руки на груди, словно щит, и прищурился. Теперь он все понял: странное поведение Рут, ее вечное отсутствие, болезни, избегание секса, отказ от работы. Он не зря беспокоился.

Держись, Фернивал, будь мужчиной. Быстрым шагом он направился прочь со стадиона. Проходя мимо турникетов, он сорвал шарф с шеи и бросил его в переполненную урну; он упал рядом, Адам поднял его, бросил назад и со всей силы вдавил его внутрь.

Дэн отпрянул назад, прижался спиной к бетонной стене и выпрямился во весь рост. Он потер лицо руками. Все кончилось. Он поступил правильно, предупредил Адама, отстранился от женских интриг. Так было нужно. Перед его глазами снова возникло лицо Адама: открытое и уязвленное, пока он слушал, а затем, прямо перед тем, как он ушел, резкое и решительное – он все понял. Второе выражение лица напугало Дэна; он был рад, что все закончилось. Надо как можно скорее позвонить Лорен. Он, безусловно, так и сделает. Но сначала выпьет еще одну пинту.

Все говорят, что Рут Яго папина дочка.

– Он мечтал о сыне, но Анджела твердо заявила ему, что одного ребенка вполне достаточно, особенно после всего, через что ей пришлось пройти, потеряв остальных. Фрэнк смирился и направил все свои амбиции на маленькую Рут.

Он берет ее с собой на рыбалку у маяка Годреви, где они вместе ловят окуней в прибой, и разрешает ей ошиваться в гараже в Лонг-Роке, пока он разбирается с машинами и продает бензин. Если Фрэнк копается в двигателе, Рут накачивает шины и стоит за кассой – так она помогает отцу с восьми лет. При этом весь вклад в ее воспитание со стороны матери – ругать и одергивать. Она всегда говорит, что у Рут глаза прожорливее желудка, намекая, что ее аппетиты и амбиции совершенно не соответствуют ее возрасту, статусу, классу и полу.

Мама стремится закрыть ее в доме, подальше от опасных увлечений, но отец к ней более снисходителен. Во все остальные дни, кроме воскресенья, когда они надевают лучший наряд и идут в часовню, он позволяет ей все что угодно. Бесстрашная Рут обожает соревнования, дает фору одноклассникам на уроках физкультуры и всегда побеждает в салочках. Она лазает по деревьям и скалам с мальчишками, может простоять на голове десять минут и с легкостью переплыть залив в Марасионе. Чудесное детство неожиданно подошло к концу одним субботним утром, когда ей было пятнадцать.

* * *

Рут сразу поняла, что умирает: уже третий день ей не дает покоя колющая боль в животе, а на ластовице белых трусиков появляются темно-коричневые пятна. Три дня она молила Бога, чтобы это закончилось, но наутро из нее начала вытекать черная жидкость, которая запачкала всю кровать. Это не диарея и не проклятье – Шейла описала это как красный поток, как будто мочишься кровью. Но нет, это нечто гораздо хуже: Рут гниет изнутри.

Закрывшись в ванной, она достает из шкафа прямоугольное зеркальце, кладет его на кафельный пол и садится над ним на корточки. В отражении – ужасная пурпурно-розовая плоть, похожая на свинину на разделочной доске мясника, и из нее падают темные густые капли, образуя лужицы. Рут смотрит на часы и засекает время: семь крупных капель за пять минут, и падать они начинают все чаще. Из фарфоровой коробочки на стене она вытаскивает ослепительно белый лист плотной туалетной бумаги и насухо вытирает зеркало: появился странный сырой запах подпорченного мяса.

На первом этаже мать стирает белье в раковине – вид выпирающих лопаток, обтянутых бежевым свитером, усиливает чувство вины.

– Мам?

– Что такое? – спрашивает она, не повернувшись.

– Я заболела, – срывающимся голосом отвечает Рут и кладет возле раковины испачканные трусики.

Анджела Яго резко оборачивается.

– Ты с ума сошла?! Убери эту мерзость, я только что все помыла! – закричала она и скривилась с отвращением.

– Из меня вытекает что-то коричневое.

– Что за бред ты несешь?! – прошипела мать почти шепотом, хотя в доме больше никого не было.

Она отвела дочь наверх и вручила ей пачку гигиенических прокладок и специальный пояс с крючками. Рут облегченно вздохнула: она будет жить, более того – теперь на нее тоже снизошло проклятие, а значит, теперь ее перестанут дразнить за то, что она единственная из девочек, кто ходит на все уроки физкультуры. Но мать, похоже, возмутилась – как будто Рут сама должна была догадаться, что произошло! Не стоило ее беспокоить.

Когда они вернулись на кухню, она снова зашипела:

– Сверни грязное белье и сразу положи в стирку, чтобы микробы не размножались. Только смотри, чтобы отец не увидел, – нечего ему знать про такие вещи. И промой у себя там все хорошенько, а то люди сразу поймут.

– Что поймут? – спросила Рут.

Мать поморщилась и ответила:

– Теперь ты женщина, поэтому придется следить за тем, в какой позе сидишь, и вообще вести себя поскромнее. Не вздумай никому рассказывать: тут хвастаться нечем. Быть женщиной не сахар, вот увидишь!

С этого момента все изменилось. Привычные вещи стали непозволительны: расстегивать пуговицы ниже ключицы, носить брюки, общаться с мальчиками. Теперь воспитанием Рут занимается мать, и ей запрещено выходить из дома, чтобы не попасть в какую-нибудь неприятную историю. Отец отвернулся от нее, как будто она вдруг стала для него чужой, и помощи от него было ждать бесполезно. Рут осталась в полном одиночестве, и ее единственным утешением стали книги. В доме воцарились тишина и раздор. Порой, когда отец уходит на работу или на рыбалку с друзьями, Рут лежит у себя в комнате с книгой и слышит ритмичные всхлипы – это за стеной рыдает мать. Она мечтает сбежать. Благодаря поддержке учителя литературы и вопреки желаниям родителей Рут подает документы в пять университетов, и во всех ее готовы принять.