– Да знаю я про эти ножницы – это подарок какой-тошвейной фирмы. Ну? И что с ними не так? – спросила Таня сердито.

Сердилась она оттого, что ей не нравилось обсуждать с кем быто ни было свою подругу, а уж тем более в чем-то ее подозревать. Ей хватало итого, что Белинда явно утаивает что-то про встречу с Романчиковой в кафе. Танядо сих пор не могла ей этого простить. Она всегда считала, что лучшие подругидолжны рассказывать друг другу все без исключения и вместе находить выход извсяких неприятных ситуаций. Однако Белинда оказалась крепким орешком, и сколькоТаня на нее ни наседала, та так и не раскололась.

– Так вот, – продолжал повествовать Тихон. –Пошел я к Белинде и говорю: может, нужно эти туфли проклятые милиционерамотдать, которые убийство Заречного расследуют? А заодно, говорю, и те ножницы,которыми ты на них царапину сделала? Чтобы, значит, доказать, что туфлиособенные, меченые? А Белинда вдруг ка-ак на меня накинется! Что я всякуюерунду выдумываю и сею смуту и что Алик меня за это не похвалит. Я хоть ирастерялся поначалу, но все-таки быстро смекнул, что напугало ее одно из двух:либо туфли, либо ножницы. И сразу свою теорию решил проверить. Спросил еще разпро туфли, она на меня рыкнула. Потом снова заикнулся про ножницы и вот…

Тихон замолчал, сделав трагическую паузу и глядя на Таню стаким сожалением, как будто ей предстояло услышать весть о смерти любимойсобаки.

– И что? – подыграла она, не зная уже, что идумать.

С одной стороны, дело касалось реального убийства, а сдругой, эта история про ножницы объективно выглядела какой-то глупой.

– Белинда почему-то так испугалась… Как будто я уличилее в том, что она этими ножницами пырнула Папу Римского. В общем теперь я всетерзаюсь и мучаюсь… Я же все-таки законопослушный гражданин и известныйчеловек. Меня каждая собака, которая телевизор смотрит, в лицо знает! Иполучается, что я от следствия утаиваю важную информацию.

– Не переживай, Тихон. Получается, что мы всеутаиваем, – подбодрила его Таня. – В конце концов, все, что знаешь ты,знает еще куча народу. Да вся наша труппа!

– Слушай, чего я, собственно, пришел, – сновавстрепенулся Рысаков. – Я все же думаю, что туфли у Белинды надореквизировать. Хочешь – не хочешь, а они являются уликой. Хотя Регина, скореевсего, уже все следы затоптала. В том смысле, что она в этих туфлях потом насцену выходила.

Таня пообещала поговорить и с Аликом, и с Белиндой.

– Да, что-то не удались наши гастроли, –посетовала она, провожая Тихона до двери.

– Переживем. Главное, чтобы Серафимыч оклемался, –невесело откликнулся тот. – Все каркал, каркал – и докаркался…

Андриан Серафимович лежал на больничной койке, похожий намумию египетского фараона: голова полностью забинтована, повязка сходилась подподбородком. Холодные лучи утреннего солнца щекотали его расцарапанную щеку.Мария Кирилловна пустила слезу, глядя на своего несчастного мужа. Будкевич взялстул, усадил ее рядом с кроватью и сказал:

– Пойду за врачом, надо с ним поговорить.

Дежурный доктор – моложавый подтянутый мужчина лет сорока –производил приятное впечатление.

– Мы, знаете ли, в милицию обратились. Характер раненияспорный. Может быть, ваш коллега ударился, когда упал. А может быть, егоударили. По крайней мере, алкоголем от него не пахло, с сердцем все в порядке.Ботинки не скользкие, а вполне даже устойчивые, с хорошей прорезиненнойподошвой. Так что пусть следствие разбирается. Все же это не пьяницакакой-нибудь, а артист из Москвы. На нас на всех большая ответственность.

– У него серьезные повреждения? – спросилБудкевич.

Маркиза сидела молча и на доктора смотрела исподлобья. Этобыл один из ее личных методов воздействия на людей.

– Вы не волнуйтесь, все, что нужно, мы сделали, жизниего сейчас ничто не угрожает.

– Понимаете, доктор, – проникновенно началАлик, – мы к вам на гастроли приехали. Скажите, когда он сможет выйти насцену? Приблизительно.

– На сцену? – прищурился доктор. – Откуда жея знаю? Если бы он палец сломал, тогда я бы сказал вам точно. А так… На мойвзгляд, ему бы давно пора очнуться. А он, видите, все еще без сознания.

– А почему тогда он не в реанимации? – допытывалсяАлик.

– Его незачем там держать. Все системы функционируютнормально…

– Вы говорите про моего мужа, как про космическийкорабль, – вскинулась Маркиза. – Что нам теперь делать?

– Ждать. Надеяться. Ему сейчас полный покой нужен,хороший уход.

– Уход-то мы ему организуем, не вопрос. – Чтокасалось организации чего-либо, тут Алику не было равных. – Ладно, спасибовам, доктор. Кстати, приглашаю вас на наш сегодняшний спектакль.

– А как же… – начал было врач, но Будкевичрешительно прервал его.

– Мы же профессионалы, так что всегда найдем выход.Приходите, приходите. С семьей или с друзьями. Билеты для вас будут уадминистратора.

Алик развил бурную деятельность, нашел для Курочкина сиделкуи велел ей постоянно быть на связи. Лично довез Маркизу до гостиницы, смоталсяв театр, а потом явился к Тане.

– Так, – сказал он. – Ты просилареквизировать туфли Брагиной и сдать их в милицию, правильно я понял?

Таня, которая только что встала и еще даже не успелапочистить зубы, молча кивнула головой, понимая, что ничего хорошего отБудкевича сейчас не услышит. Зная, что после спектакля актеры обычно ложатсяпоздно, он никогда не тревожил своих подопечных до полудня – пусть творческаяличность спит сколько влезет. И раз сегодня Алик заявился с утра, значит, делоплохо.

– Туфли, знаешь ли, мы не нашли. То есть Регинауверена, что сдала их Белинде. Белинда это подтверждает. Однако пары на местенет. Получается, что мне надо звонить в милицию, выходить на следователей, тоесть самому совать наши головы в петлю. А мне страсть как этого не хочется.Сама можешь догадаться, какое у меня отношение к следователям. После того как ясидел за какого-то дядю… И вот я подумал – может, ты все-таки позвонишь своемудругу Дворецкому?

Он шагнул к Тане, взял ее за плечи и легонько встряхнул,пытаясь убедить в своей правоте:

– Понимаешь, нам нужен кто-то свой! Тот, кому нетрезона задницу перед начальством рвать. Это ведь как знакомый врач – может, ине больно хороший специалист, зато отнесется внимательно. А нам сейчасстраховка нужна как воздух. Тань, а Тань? Ну, будь человеком. Я понимаю, у тебяпринципы. А у нас чрезвычайная ситуация. Я тебе по гроб жизни благодарен буду.

Когда за Аликом захлопнулась дверь, Таня подошла к зеркалу ипосмотрела на свое взлохмаченное отражение. Конечно, она позвонит Дворецкому. Вконце концов, он же не монстр, чтобы требовать любви в обмен напрофессиональную услугу. Больше того, по сути своей он рыцарь. А рыцарипомогают дамам бескорыстно.