Голос его сорвался, и он бросился вон из комнаты.

Эдит де Хевиленд возмущенно прищелкнула языком.

– Никаких сдерживающих центров, – сказала она.

– Я понимаю его чувства, – заявила Магда.

– Я в этом не сомневаюсь, – ледяным тоном ответила Эдит деХевиленд.

– Бедный мой мальчик! Пойду посмотрю, что с ним…

– Постойте, Магда… – Эдит де Хевиленд поспешила за ней.

Голоса их вскоре затихли.

София продолжала смотреть на Филипа. И мне почудилось, что вее глазах была мольба. Но если и была, то она осталась без ответа. Филипхолодно посмотрел на дочь – он уже полностью владел собой.

– Ты хорошо разыграла свою карту, София, – сказал он и вышелиз комнаты.

– Это жестоко с его стороны, – возмутился я. – София!

Она протянула мне руки, и я привлек ее к себе:

– Многовато всего, радость моя.

– Я понимаю, что они должны чувствовать.

– Этот старый черт, твой дед, не должен был наваливать этовсе на тебя.

Она распрямила плечи:

– Он считал, что я могу это взять на себя. Я и правда могу.Я хотела бы… хотела бы только, чтобы Юстас не принимал это так близко к сердцу.

– У него это пройдет.

– Ты думаешь? А я не уверена. Он из тех, кто любит себярастравлять. Мне невыносимо от того, что страдает отец.

– А мать, по-моему, ничего.

– На самом-то деле это ее волнует. Уж очень ей не по нутрупросить у дочери деньги на постановку пьес. Но ты и оглянуться не успеешь, какона будет уговаривать меня поставить «Эдит Томпсон».

– И что ты ей ответишь? Если это доставит ей радость…

София высвободилась из моих объятий и решительно откинулаголову:

– Я скажу «нет»! Пьеса гнусная, и роль маме не подходит. Этоназывается швырять деньги на ветер.

Я невольно рассмеялся. Не мог удержаться.

– С чего это ты? – с подозрением спросила София.

– Я начинаю понимать, почему твой дед оставил деньги тебе.Ты внучка своего деда.

Меня все время не покидало сожаление, что с нами нетЖозефины. Вот уж кто извлек бы максимум удовольствия от всего происходящего.

Она быстро поправлялась, и ее ждали теперь со дня на день,но все же она пропустила еще одно важное событие.

Как-то утром, когда я был в альпийском садике с Софией иБрендой, к входной двери подкатила машина, и из нее вышли Тавернер и сержантЛэм. Они поднялись по ступенькам и вошли в дом.

Бренда вдруг застыла и, не отрываясь, смотрела на машину.

– Снова эти люди, – сказала она. – Вернулись. А я думала, ихуже не будет. Я думала, все уже закончилось.

Я видел, что она дрожит.

Она присоединилась к нам минут десять назад. Кутаясь в своеманто из шиншилл, она пожаловалась:

– Я сойду с ума, если не пройдусь по воздуху. Стоит выйти изворот, тут же на тебя как коршун налетает репортер. Живешь как в осаде. Неужелиэто никогда не кончится?

София сказала, что, по ее предположению, репортерам все этоскоро надоест.

– Но ты можешь ездить на машине, – добавила она.

– Я же сказала тебе, мне необходимо двигаться, – ответилаБренда и тут же быстро спросила: – Вы решили отказать от места Лоуренсу?Почему?

– У нас изменились планы насчет Юстаса, а Жозефина едет вШвейцарию, – спокойно ответила София.

– Но он так этим удручен. Он чувствует, что вы ему недоверяете.

София промолчала, и в эту минуту подъехала машина Тавернера.

Бренда стояла возле нас, и от осенней сырости ее явнознобило.

– Что им тут надо? Зачем они приехали? – прошептала она.

Мне казалось, я догадался, зачем они здесь. Я ничего нерассказывал Софии про письма, которые нашел за баком, однако мне было известно,что они отправлены прокурору…

Тавернер вышел из дома, пересек подъездную дорожку и погазону направился к нам. Бренда задрожала еще сильнее.

– Что ему надо? Что ему надо? – нервно повторяла она.

Подойдя к нам, Тавернер заговорил, обращаясь к Бренде сухимофициальным языком:

– У меня имеется ордер на ваш арест, – заявил он. – Выобвиняетесь в том, что ввели дозу эзерина Аристиду Леонидису. Долженпредупредить вас, что все сказанное вами может быть использовано каксвидетельство против вас на суде.

И тут Бренда окончательно потеряла контроль над собой. Онаистошно закричала и вцепилась в меня:

– Нет, нет, нет, это неправда! Чарльз, ну скажите им, чтоэто неправда! Я ничего не делала… Я ничего про это не знаю… Это заговор. Неотдавайте меня им, это неправда, ну поверьте мне… Это неправда… Я ничего неделала…

Это был кошмар, непередаваемый кошмар. Я пытался успокоитьее. Я с трудом оторвал ее пальцы от своей руки. Я говорил ей, что найдуадвоката и что она должна держаться – адвокат обо всем позаботится…

Тавернер мягко взял ее за локоть:

– Пойдемте, миссис Леонидис. Шляпа вам не нужна? Нет? Тогдамы сразу же двинемся.

Она отшатнулась, не спуская с него расширившихся от ужасакошачьих глаз.

– А Лоуренс? – спросила она. – Что вы сделали с Лоуренсом?

– Мистер Лоуренс Браун тоже арестован, – сказал Тавернер.

Она вдруг перестала сопротивляться. Тело ее, казалось, разомсникло и съежилось. По лицу потекли слезы. Она спокойно пошла с Тавернеромчерез газон к машине. Я видел, как из дома вышли Лоуренс Браун и сержант Лэм итоже сели в машину, которая тотчас же тронулась.

Я перевел дыхание и посмотрел на Софию. Она была оченьбледна, и выражение лица было страдальческое.

– Какой ужас, Чарльз! Какой это ужас!

– Да.

– Ты должен достать для нее по-настоящему первоклассногоадвоката – самого лучшего. И надо… Надо ей всячески помочь.

– Обычно не задумываешься, как происходят такие вещи, –сказал я. – Я никогда раньше не видел, как производят арест.