От смерти миссис Шарпантье они отклонились очень далеко.Пуаро отошел к стеклянной двери.

– Отсюда?… – произнес он с тактичной печалью.

– Да. Эта дверь ведет на балкон.

Пуаро посмотрел вниз.

– Семь этажей, – заметил он. – Очень высоко.

– Да, смерть была мгновенной, рад сказать. Конечно, это могбыть и несчастный случай.

Пуаро покачал головой.

– Вряд ли вы действительно так думаете, мистер Макфарлейн.Нет, это была не случайность.

– Ну, всегда ищешь менее тягостное объяснение. Боюсь, она небыла счастлива.

– Еще раз благодарю вас, – сказал Пуаро, – за вашулюбезность. Ее родственникам во Франции я смогу нарисовать очень ясную картину.

Для него же картина того, что произошло, была куда менееясной, чем ему хотелось бы. Все еще ни единого подтверждения его идеи, чтосмерть Луизы Шарпантье чем-то очень важна. Он задумчиво повторил ее имя. Луиза…Почему это имя вызывает какой-то смутный отклик в памяти? Он покачал головой и,в очередной раз поблагодарив мистера Макфарлейна, ушел.

Старший инспектор Нийл сидел у себя за столом с весьмаофициальным и строгим видом. Он вежливо поздоровался с Пуаро и предложил емусесть. Но едва молодой человек, проводивший Пуаро к своему начальнику, скрылсяза дверью, как инспектор Нийл преобразился.

– И что же вы теперь раскапываете, старый черт? – спросилон.

– Но это, – ответил Пуаро, – вам уже известно.

– О, да! Я кое-где поворошил. Но не думаю, что в норке вамчто-нибудь светит.

– Но почему «в норке»?

– А потому, что вы отличный ловец мышей. Кот, который сидиту норки и ждет, чтобы мышка шмыгнула наружу. Так вот, по моему мнению, в этойнорке мышки нет. Учтите, я не говорю, что вам не удастся раскопать какие-нибудьсомнительные сделки. Вы же знаете, что такое финансисты. Всякие тамштучки-мучки с правами на разработку недр, и с концессиями, и с нефтью – это явполне допускаю. Однако у «Джошуа Рестарик лимитед» солидная репутация.Семейная фирма. Во всяком случае, до недавнего времени – ведь теперь всепозади. У Саймона Рестарика детей не было, а у Эндрю Рестарика только этадочка. Имелась престарелая тетушка с материнской стороны. Дочка Эндрю Рестарикажила у нее, когда кончила школу, а ее мать умерла. Тетушка скончалась отинсульта год назад. Чуть-чуть не в себе, как мне кажется. Принадлежала ккое-каким религиозным обществам со странным душком. Но безобидным. СаймонРестарик был законченным типом преуспевающего дельца с очень светской женой. Вбрак они вступили уже немолодыми.

– А Эндрю?

– Эндрю, видимо, страдал тягой к странствованиям. Ничегокомпрометирующего нам не известно. Нигде долго не задерживался. Перебывал вЮжной Африке, Южной Америке, Кении и еще во многих местах. Брат не разнастаивал, чтобы он вернулся, но он слушать ничего не желал. Лондона не любил,фирмой не интересовался, но как будто обладал рестариковской способностьюнаживать деньги. Искал залежи полезных ископаемых и прочее в том же роде. Небыл ни охотником на слонов, ни археологом, ни искателем редких растений. Толькоделовые начинания, и всегда успешные.

– Так что по-своему он тоже почтенный финансист?

– Да, пожалуй, определение точное. Не знаю, что заставилоего вернуться в Англию после смерти брата. Возможно, новая жена – он ведьженился вторично. Красивая женщина, много его моложе. В настоящее время ониживут у старого сэра Родрика Хорсфилда, чья сестра была замужем за отцом ЭндрюРестарика. Но, полагаю, это временно. Есть тут что-нибудь новое для вас? Или вывсе это уже знали?

– Да, почти все я уже слышал, – сказал Пуаро. – Психическихболезней в семье не было? И с той и с другой стороны?

– Не думаю. Конечно, кроме тетушки и ее экзотическихрелигий. Ну, да для одиноких пожилых женщин это не такая уж редкость.

– Следовательно, в сущности, вы можете мне сообщить толькоодно: деньги тут большие.

– Очень большие, – уточнил старший инспектор Нийл. – Ивполне респектабельные. Учтите, какую-то их часть заработал фирме ЭндрюРестарик. Южноафриканские концессии, прииски, залежи полезных ископаемых.По-моему, когда эти последние начнут разрабатываться или будут проданы, деньгистанут очень и очень большими.

– А кто их наследует? – спросил Пуаро.

– Зависит от того, как Эндрю Рестарик их завещает. Решатьему, но, по-моему, кроме жены и дочери, оставлять их некому.

– Следовательно, обе они должны когда-нибудь унаследоватьогромные деньги?

– Как будто так. Вероятно, капиталы уже завязаны во всякиесемейные фонды – в обычном стиле Сити.

– А, скажем, нет ли еще женщины, которая его интересовалабы?

– Ничего подобного не известно. И на мой взгляд – навряд ли.У него ведь молодая красивая жена.

– И какой-нибудь молодой человек легко мог бы все этоузнать? – задумчиво произнес Пуаро.

– С тем, чтобы жениться на дочке? Вы об этом?Воспрепятствовать ему ничто не может, даже если она будет отдана под опеку судаили еще как-то ограждена. Конечно, отец, если захочет, может на такой случайлишить ее наследства.

Пуаро заглянул в аккуратно составленный список, которыйдержал в руке.

– Ну а Уэддербернская галерея?

– Я все ждал, когда вы о ней спросите. К вам обратились всвязи с подделкой?

– Они торгуют подделками?

– Подделками никто не торгует, – назидательно заметилстарший инспектор Нийл. – Но одно неприятное дело было. Некий техасскиймиллионер приехал сюда покупать картины и платил бешеные деньги. Они продалиему Ренуара и Ван-Гога. Ренуар, небольшая «Голова девушки», вызвал кое-какиесомнения. Оснований считать, что, приобретая картину, Уэддербернская галерея небыла уверена в ее подлинности, не нашлось. Было разбирательство. Съехалисьэксперты. И, как обычно, принялись противоречить друг другу. Галерея в любом случаепредложила взять ее назад. Однако миллионер не пожелал, так как последнийнаимоднейший эксперт клялся, что это подлинник. Ну, и он оставил ее у себя. Темне менее с тех пор галерея остается на некотором подозрении.

Пуаро снова заглянул в список.

– Ну а мистер Дэвид Бейкер? Его вы для меня проверили?

– Один из нынешних. Мелкая шушера: объединяются в шайки,вламываются в ночные клубы. Существуют на «пурпурных сердечках», героине,кокаине. Девки по ним с ума сходят. А уж над такими, как он, они просто рыдают:до чего тяжелая у него жизнь да какой он гений! Его картин не понимают и неценят! Ничего, кроме доброй старой сексуальной подоплеки, если хотите знать моемнение.