вернулась бы слишком поздно? Смогла бы утром встать на работу? Сумела бы вообще работать? Анна крутит отключенный телефон в руке, как будто ищет ответы на эти вопросы на его блестящем черном экране и в корпусе с серебряным напылением. Ближе к концу пинты она заключает, что находилась в каком-то гибельном экстазе, что загруженность на работе, предстоящая вечеринка в честь дня рождения, намерение Пита сделать предложение, воодушевление по поводу совпадения с Джеффом на 81 процент и, наверное, таблетки — а вероятно, все вместе — притупили ее обычное благоразумие и заставили думать, что она каким-то образом избавится от всего этого, не принося никаких жертв. Вроде бы хорошо, что она вновь обрела здравый смысл, но на самом деле в этом нет ничего хорошего; ее обычное благоразумие заявило о себе жутковатым ощущением бездонной пустоты, сгустившимся, когда она подошла к станции, и такое происходит каждый раз; нет, она бы не рискнула провести этот вечер с Джеффом.

Дождь прекратился, и Анна идет по Кингсуэй и затем к Ковент-Гарден. Мимо проходят два человека с пакетами чипсов, и девушка, улавливая запах соли и уксуса, понимает по сдавившему желудок спазму голода, что она жива. Она решает поесть, тем более что все равно должна сейчас как бы ужинать с матерью. Анна проходит мимо десятков ресторанов, пока не видит на Шафтсбери-авеню затейливое заведение под названием «Гримерка», о котором Зара и Пит, а может, даже и Ингрид прожужжали ей все уши. Здесь явно надо заказывать столик, но время еще раннее, и Анне удается найти место в конце длинной скамьи возле кухни около группы молодежи — двух парней и девушки, по виду творческих людей из Сохо, с модными стрижками, татуировками и светящимся над головами высоким индексом совместимости.

Поначалу Анна смущается, но заставляет себя преодолеть застенчивость и заказывает жареного цыпленка и, поскольку покупать вино бокалами едва ли дешевле, а она заслуживает вознаграждения, кувшин белого. Она чувствует, что модники слышат ее заказ и подмечают тот факт, что Анна пришла одна, но ничуть не страдает от этого. Наплевать, если она падает в глазах незнакомцев из-за одинокой трапезы. Пора перестать обращать на такие вещи внимание. Или сравнивать свою жизнь с воображаемой жизнью остальных. Ну и пусть ее отношения не самые идеальные в мире и не отличаются высоким индексом совпадения, думает она, начиная первый бокал. Ну и пусть ее социальная жизнь обеднела за последние годы. По крайней мере раньше, когда Анна училась в университете и в первые годы после его окончания, когда жила с Зарой в восточном Лондоне, она развлекалась сверх меры. Вечерами они всегда пили, почти каждые выходные принимали наркотики, и чаще всего потом заваливались с гостями в их квартиру на «Танцевальный клубок». Да, она сыта увеселениями по горло, думает Анна, наливая себе второй бокал. Если не сказать больше, и, возможно, все это не было так уж здорово, как ей помнится. Каждую неделю с субботы по среду она ни на что больше не годилась, кроме как курить самокрутки и гонять чаи. Ее отношения с парнем по имени Эд сводились к непрерывным заморочкам и разборкам. Были времена, когда она погружалась в глубокую депрессию, и другие периоды, когда новые проекты захлестывали ее точно так, как в последние несколько недель. Тогда она была одержима различными идеями и затеями; в противоположность своим сокурсникам, которые поголовно, несмотря на привилегированное происхождение, маниакально стремились получить престижное образование и перспективную профессию, Анна ничуть не заботилась о будущей карьере и руководствовалась внушенным отцом представлением, что следует заниматься или новаторским, или бескорыстным, или творческим делом, а желательно и тем, и другим, и третьим. Она все распланировала. Подрабатывая и время от времени получая чек и ободряющие слова от отца, она производила на свет идеи. План был прост: создавать замыслы проектов, пока не найдется достойное начинание, которое можно осуществить с помощью свободного финансирования. На первых порах дело будет развиваться медленно, но через несколько лет расцветет, она продаст его и затеет другое, или купит где-нибудь дом — она мечтала о Греции, — или напишет книгу, и к тридцати годам станет независимой, состоявшейся в жизни женщиной, пошедшей по принципиально иному пути, чем ее бывшие сокурсники, и все же добившейся успеха. Ее лучшим замыслом был «Общественный амбар». Однажды Анна купила элементарный молоток за три фунта, чтобы вбить гвоздь для картины, и ее осенило: в каждой квартире есть собственный, почти не используемый молоток, и в голову ей сразу во всех деталях пришла идея «Общественного амбара». Это будет богатый склад инструментов, которыми смогут пользоваться местные жители за небольшой ежемесячный взнос. Затея так увлекла Анну, что она беспрерывно твердила о ней, даже на вечеринках и в клубах, к потехе и недоумению друзей. Она уже подготовила описание проекта для сбора средств, но тут как раз улетела в Сан-Франциско. Девушка не успевает поразмыслить над тем, почему не продолжила работать над проектом после возвращения, — из-за ее плеча выплывает тарелка и перед ней оказывается заказанный цыпленок.

Маленькая тушка распластана, сплющена и посыпана гранатовыми зернами; у Анны возникает тревожный образ раздавленной машиной птицы, вот и следы от рашпера напоминают отпечатки шин. Но блюдо вкусное и прекрасно сочетается с освежающим холодным вином. Зара и Пит справедливо хвалили этот ресторан, и если бы Анна действительно ужинала с матерью, следовало пригласить ее именно сюда. Девушка чувствует вину за то, что использует мать как ложное алиби, и решает позвонить ей. Она не может включить свой телефон, поэтому набирает с рабочего мобильника мамин старый домашний номер.

— Дорогая? — удивляется мать. — Как дела? Что-то случилось?

Анна включает громкую связь и говорит, что ей просто захотелось позвонить.

Официант интересуется, все ли хорошо, и Анна отвечает: превосходно.

— Ты в ресторане? — спрашивает мать.

— И в очень приятном.

— Одна?

— Нет, с тобой.

Следует молчание — мать переваривает слова дочери. Модные молодые люди уже откровенно пялятся на Анну, но ей все равно. Она сообщает матери, что завтра утром ей надо рано идти на работу, а вечером соберутся гости в честь дня ее рождения, но она не придает этому большого значения. Мать снова молчит.

— У тебя все благополучно?

— А почему нет?

— Ты какая-то…