по больничным коридорам – впереди главврач, замыкают шествие медсестры. Итянь занял место в середине, между Ханьвэнь и Пань Дзином. Ноги у него были словно ватные, казалось, наступи он сильнее – и они не выдержат. Удостоверившись, что Пань Дзин не смотрит на него, Итянь протянул руку и взял Ханьвэнь за локоть, надеясь обрести в ней опору. На миг она накрыла его руку ладонью, но тут же убрала ее, все это она проделала, не глядя на Итяня.

Что он скажет, когда увидит отца? Не сегодня, тот слишком слаб, чтобы слушать, а через несколько дней, когда отец вновь будет способен воспринимать слова? Итянь расскажет обо всем, чего добился в Америке. Он пойдет на уступки – он прекрасно понимает, почему отец так тревожился из-за его поступления в университет. Но все обошлось. Итянь не станет сразу просить прощения, все равно отец наверняка и сам заговорит об этом при первой же возможности.

Их процессия сбавила ход: они подошли к палате.

– Спасибо за то, что помогаешь, – шепнул, улучив момент, Итянь.

– За что ты меня благодаришь? – отозвалась Ханьвэнь.

Он взглянул на нее, но Ханьвэнь смотрела куда-то в пространство, брови сосредоточенно сошлись на переносице. Врачи остановились посреди коридора, не обращая внимания на то, что мешают другим пройти. Откуда-то появилась еще одна медсестра, Итянь ее прежде не видел, и встревоженно заговорила с врачами. Те оглянулись на него и тут же отвели взгляды, словно нашкодившие дети, которые надеются, что взрослые не заметят, что они натворили. В конце концов к Итяню направился главврач. Подбородок у него дрожал.

– Ваш отец скончался.

* * *

Двери палат закружились перед глазами. Цоканье каблуков отбивало в голове чечетку, но Ханьвэнь стиснула его руку и вернула Итяня к действительности. Она что-то говорила.

Итянь высвободил руку и бросился по коридору.

Он понятия не имел, какая палата ему нужна. Добежав до конца коридора, он повернул назад. Дыхание сбилось.

– Номер, какой номер? – прохрипел он.

Но даже услышав номер, он не понял, куда ему двигаться. Мозг, словно залитый вязкой жижей, отказывался разобраться в нумерации дверей.

Наконец Итянь, будто приведенный не то самим Господом, не то случаем, оказался перед нужной палатой. Вокруг кровати в углу комнаты сгрудились три медсестры. Одна склонилась над человеком на койке. Прибор для контроля за состоянием пациента был отодвинут в сторону, в палате стоял запах смерти. Другая медсестра, аккуратная и деловитая, быстро задернула ширму:

– Простите, но вам сюда нельзя…

Итянь оттолкнул ее и отдернул занавеску. Лишь потом он осознал, что, возможно, ударил медсестру, однако в тот момент он не видел никого и ничего, ее лицо слилось с лицами всех, кого он видел в тот день.

Бумажная занавеска, подвешенная на ржавых кольцах к рейке, порвалась. Итянь посмотрел на койку.

* * *

Ему хватило одного взгляда. Рот у лежащего мужчины был слегка приоткрыт, лицо – умиротворенное и спокойное, тело будто расслабленное – все указывало на то, что человек этот находился в гармонии с собой и миром. Конечно, смерть меняет тело, но душа ведь все равно проступает, выдает истину о том, какой был при жизни усопший…

Подходить ближе Итяню не требовалось. На кровати лежал не его отец.

Глава 20

Декабрь 1977

Последний отрезок пути из Хэфэя они доехали на тракторе-самосвале. Кроме них двоих, других пассажиров там не оказалось. Едва они забрались в кузов, как Ишоу устроился в углу – поджал ноги, сцепил руки в замок и положил голову на импровизированную подушку из ладоней. Когда трактор проезжал под деревьями, тени ветвей, словно пташки, скакали по его рукам.

Итянь примостился в противоположном углу кузова и наблюдал за братом, пока трактор неуклюже полз по грязным дорогам. Удивительно – как Ишоу умудряется спать при такой-то тряске? Сам Итянь никак не мог отвлечься. Когда они выехали из города, от мысли, что они возвращаются домой, его накрыли печаль и ощущение утраты. Экзамены сданы, и намного быстрее, чем Итянь ожидал, и отсутствие цели уже начало его тяготить. Если даже набраться смелости и представить, что сдал он их успешно, хватит ли у него храбрости признаться в этом отцу? Побоев Итянь больше не боялся – достаточно он натерпелся страхов в детстве. Нет, его ждут намного более грозные последствия.

Итянь вытянул ногу и легонько ткнул Ишоу в ляжку. Брат даже не заметил.

– Ишоу! Мы почти приехали! – Он сильнее уперся носком ботинка в бедро Ишоу.

Брат наконец приподнял голову и сощурился от яркого солнца.

– Что теперь Па скажет? – спросил Итянь. Чтобы перекричать рев трактора, ему приходилось вопить, и из-за этого он казался себе истеричным.

– Я только заснул! Нам еще ехать и ехать!

– Ну и что? Думаешь, Па рассердится?

Ишоу протер глаза, потом поскреб лоб.

– Нет. Главное, рассказывать ровно то, о чем мы договорились. Помни, во время сбора урожая дядя поранил руку и просил Па пока к нему не приезжать.

– Да я не об этом. Я про потом. Если мне надо будет уехать на учебу. Как я признаюсь Па?

– Проще простого. Я поеду вместе с тобой – провожу тебя. Придумаем еще что-нибудь, про другого дядю в другой деревне, и что там тоже есть девушка, с которой мне надо увидеться.

– Да я серьезно! Ты что, и правда не понимаешь, что это важно?

– Итянь, до этого еще несколько месяцев. Не трясись, братишка.

В подобных случаях просить брата о помощи было бесполезно. Ишоу умел находить решения проблемам практического характера, а о будущем, которое еще не наступило, он не переживает.

– Ладно. – Итянь присмотрелся к брату: – Ты как себя чувствуешь?

Ишоу согнулся и схватился руками за живот.

– Господи, терпеть не могу тракторы. Водитель так едет, как будто нарочно нас выбесить решил.

Итянь чувствовал себя вполне сносно, но когда трактор чуть притормозил, он крикнул трактористу:

– Можно помедленнее? Моему брату плохо!

– Небось съел вчера вечером чего-то не то, – сказал Ишоу, – хозяйка закусочной, помнишь, все время на нас пялилась. Ужасная грязнуха. Вот ведь знал я, что еда там никудышная. Поэтому на улице лучше ничего не есть. А теперь у меня еще вдобавок и голова разболелась.

Итянь полагал, что на самом деле виновата выпивка – накануне вечером Ишоу ею совсем не брезговал. Сейчас, когда Ишоу заслонился от солнца, Итянь понял, что желтизна, которую он считал солнечным отсветом, в действительности цвет кожи. На лбу у брата выступили капли пота.

Минут через двадцать Ишоу попросил тракториста остановиться, почти вывалился из