С Каем жизнь походила на контрастный душ, но без него было еще хуже.

Все, что казалось важным, я возвела в многократную степень. Это уже была математика абсурда. Мне казалось, что там моя настоящая жизнь. Там же осталась и какая-то настоящая я, которую не удалось забрать с собой домой.

Случалось, отчаяние было так велико, что я шла на крайние меры. Пару раз я воровала деньги у родителей и покупала билет в Амстердам. Потом с нетерпением ждала дня вылета, собирая вещи и представляя, как наконец-то избавлюсь от этого унылого маленького города, надоедливых людей… И начну жизнь сначала.

В нужный день и час я выбиралась в аэропорт, но последним препятствием всегда являлась я сама. Стоило только вспомнить его слова, которые так четко отмерили расстояние между нами, как я понимала, что не могу вернуться. Мы уже все сказали друг другу. Кай должен исчезнуть. Может, он и сам этого хотел. Что я знаю об этом мальчике, который переплюнул в холоде и расчетливости саму Снежную королеву? Он любовно вырезал ее изо льда, затем отправил в печь. Зато он приобрел навык, я же — ничего.

Самолет улетал, а я стояла в аэропорту и бессильно плакала.

Билеты так и остались в ящике стола как свидетельство небольшого помешательства. По вечерам, оставшись одна и сидя на подоконнике, я вертела в руках распечатанные листы с номером рейса и думала: как он на самом деле живет? Я не знала правды о нем. Со временем именно эта мысль начала меня пугать больше всего.

Иногда чудилось, что его вообще не было. Я просто пережила наяву какую-то дикую болезненную фантазию, продуманную до мелочей и выверенную по часам. В сердце этого вымысла мне являлся человек с мертвыми глазами, похожими на два драгоценных камня.

Где он сейчас, этот странный, заколдованный Кай? Что происходит в его мире без окон и дверей?

Потом начались кошмары. В них были вспышки света и бесконечное щелканье. Я просыпалась от того, что кричала: «Прекрати, не надо, пожалуйста!». Мне казалось, что меня нет. Я попала в западню в виде объектива. В одну из таких ночей я поняла, что мама трясет меня и просит проснуться.

— Ты кричала. И звала какого-то Кая, — сказала она.

Я молча глотала воду, все еще ощущая, как горло сжимается от не пролитого до конца плача. Она молча наблюдала за мной в полумраке, кутаясь в халат, и задала вопрос, который возник бы у любого на ее месте:

— Кто этот Кай? Я слышу его имя почти каждую ночь из твоей спальни.

— Никто, — тускло отозвалась я, накрываясь одеялом.

— Это с ним ты была в Амстердаме?

— Отстань.

Она направилась к двери, но ненадолго замерла перед уходом.

— Кто бы он ни был, этот человек тебя покалечил. Ты не в себе.

Глядя в потолок пустыми глазами, я осознала той ночью, что операция по вскрытию души все-таки не удалась. Что-то пошло не так. Контакты подсоединены неверно. Кай влез куда-то не туда и что-то разладил.

Следующим тревожным сигналом стала встреча с одним подростком. На прогулке под конвоем мамы он случайно меня сфотографировал, проверяя настройки. Вернее, я просто попала в кадр.

Что было дальше, я не помнила, но обнаружила, что стою над расквашенным об асфальт гаджетом. В ухо кто-то орал ломающимся баском, что я долбанутая на всю голову. Говорят, я подбежала к нему, вырвала фотоаппарат из рук и швырнула об землю. «Только посмей нажать на кнопку, сволочь! Слышишь меня?! Только посмей-посмей-посмей!».

Ого. Хотелось даже присвистнуть. Жалко, что этот момент стерся из памяти от ярости. Или все слепящая вспышка…

Это для мамы стало последней каплей. Она со мной не справлялась.

По обоюдному решению предков меня отправили к психологу. Для нее сразу нашлось и верное прозвище — мадам Моль. Настоящее имя я не запомнила. Эта женщина постоянно куталась в серую шаль и двигалась по своему кабинету перепархивающими шагами. Она и в самом деле будто выпала во время генеральной уборки из шкафа, забитого шубами…

Мадам Моль давала мне различные тесты и пыталась разговорить. Никаких прямых вопросов, все вокруг каких-то повседневных ситуаций. Типа, дистанционная расшифровка глубинных мотивов.

К подобного рода специалистам я относилась скептически. У нас в школе была одна такая — мешала психологию с эзотерическими практиками и правилами бизнес-этикета. Я называла ее «наш препод по чакрам» и к Моли вначале относилась так же. И на полном серьезе ждала, когда она начнет прощупывать мою ауру и биополе.

Но эта дама, как выяснилось впоследствии, имела образование психиатра. И ее откопал папа, а все, что он откапывал, как правило, имело реальную ценность. Краем уха я слышала, что она здорово помогла паре его коллег и партнеров и ее контакты передавали из рук в руки, как священный трофей.

«Пропишите ей, может, антидепрессанты посильнее…» — слышала я, как мама говорит с ней по телефону.

Но она ничего мне не выписала. Она сказала, что мне они пока не нужны.

«Я хочу понаблюдать за ней. На таблетки мы ее всегда посадить успеем».

Отлично, против меня намечается сговор. Они решают, сажать или не сажать меня на колеса.

Как ни странно, но упоминание об антидепрессантах меня напугало. Неужели все настолько плохо, раз я не могу сама с собой справиться? Последние события казались полуреальными. Когда часть человека выходит из-под контроля, возникает противное предчувствие, что можно упустить миг, когда перестаешь осознавать это расщепление. А потом уже будет поздно.

Так началась череда этих визитов летними вечерами. Мои сверстники тусили по клубам, обжимались в парках, бухали друг у друга на квартирах, а я беседовала с человекоподобным насекомым.

Поначалу довольно ловко удавалось увиливать от всех ее вопросов. Я часто с увлечением порола страшную провокационную чушь в духе: «Хочу нацепить маску клоуна и перестрелять всех одноклассников». Или: «Я не могу примириться со своим полом. Мечтаю отрезать сиськи и стать настоящим мужиком». Но она только посмеивалась, видя насквозь, что я просто издеваюсь.

Иногда я уставала придумывать себе психологические отклонения — и сеансы проходили в полном молчании. Она видела, что я не иду на контакт, и тоже не шла. После очередной неудачной попытки поговорить Моль развела руками, и сказала то, что все-таки застряло в моей голове.

— Марина, помочь можно только тем, кто этого хочет. Ты сейчас глубоко внутри себя. Я тебя из твоего танка одна не выдерну, пока ты не откроешь дверь, понимаешь? Но твои ссоры, истерики, хамство — не что иное как крик о помощи. Своими скандалами ты пытаешься привлечь к себе внимание окружающих, возможно, как-то подчеркнуть свою проблему…

Я всегда недолюбливала психологов за их манию видеть то, чего нет. Ясное дело, она заметила что-то, но не поняла, что именно. Я кричала до боли в горле, била посуду и дорогую технику, нещадно ругалась для Кая, а не для других. Потому что была тонущим в море кораблем, который искал маяк. Мне казалось, что чем громче я что-то сделаю, тем быстрее Кай меня услышит на каком-то подсознательном уровне. И найдет меня. Сам. Он ведь знал обо мне все. Но в глубине души я понимала, что это просто наивность, помноженная на инфантильность. И к этому выводу я пришла сама, без Моли.