– Не разрывать круг! – громко воскликнула Аманда, почувствовав наш страх. – Она ничего не может нам сделать, если вы не разорвете круг!

– Теперь спроси ее наконец, Аманда! – выдавила Вайолет, как вдруг поднялся сильный ветер, который ледяным потоком прокатился по комнате, сметая с комода одну фигуру святых за другой.

– Скарлетт, знай, что мы выпустим тебя из нашего круга, как только ты ответишь на наши вопросы! – крикнула Аманда сквозь грохот ломающихся фигурок святых. – Ты или часть твоей души в этот миг возродилась в человеческом теле?

Тут же шум стал еще громче.

– По-моему, ей не нравится этот вопрос! – воскликнул Грейсон, когда все больше и больше фигурок святых рассыпалось по полу.

– Отвечай, дух!

– Ты должна прекратить, Аманда! – закричала Вайолет сквозь рев. – Отправь ее обратно!

– Она просто хочет нас напугать, – резко сказала Аманда. Вдруг она закатила глаза так высоко, что в них можно было разглядеть только белки. В следующий момент ее глаза стали нормальными, а бушующий шторм прекратился, и было слышно только наше дыхание. Мои руки совсем вспотели, но я заставила себя держаться за Лили и Грейсона, как будто от этого зависела моя жизнь.

– Я не буду отвечать на вопросы! – гремела Аманда неестественно глубоким голосом, прежде чем посмотреть на каждого из нас. – И никогда больше не смейте вызывать меня, или, клянусь, я убью каждого из вас.

– Эй, заклинатель призраков, – приветствовал меня Престон на следующий день, когда мы встретились после школы в зимнем саду, который выбрали для нашего неофициального места встречи для наших визитов в абсолютную истину.

– Пожалуйста, перестань меня так называть, – устало пробормотала я, отрывая взгляд от сотового телефона. Я позвонила Престону после сеанса, который не только пошел не по правилам, но, вероятно, травмировал Грейсона на всю оставшуюся жизнь. Сначала Престон был расстроен тем, что мы справились с этим без него, но, узнав, что Скарлетт даже заняла тело Аманды на несколько секунд и пригрозила всем нам смертью, прежде чем снова исчезла в своем духовном мире, он перестал жаловаться.

– Тогда как насчет «верховной жрицы магии»?

– Прекрати, – раздраженно отозвалась я. – Мы должны быть рады, что сохранили наш защитный круг. Вся идея была полным провалом. Вайолет говорит, что все могло быть гораздо хуже.

– На этот раз я согласен с Вайолет. И не только потому, что женщина умеет печь вкусное собачье печенье.

Расстроенная, я откинулась на спинку дивана. Я очень надеялась, что сеанс окажется чем-то вроде козыря в рукаве и поможет нам снять проклятие. А вместо этого чувствовала себя ребенком, который без присмотра играет в доме своих родителей с коробкой спичек.

Престон опустился на диван рядом со мной.

– Эй, не вешай нос. Это была всего лишь попытка.

– Но она не сработала.

– Но это могло сработать.

Я глубоко вздохнула.

– Хорошо, давай смотреть вперед. Есть ли у тебя что-нибудь новое? Может быть, нашли твоего мертвого дядю, который теперь тоже проклинает нас?

Он покачал головой.

– Нет, но преподобный Белл звонил мне. Короче говоря, регистры умерших соседних общин оказались тупиковыми. Один из регистров не простирается так далеко в прошлое, а другой был уничтожен во время пожара. Впрочем, нам это все равно не помогло бы.

– Почему нет?

– Потому что я получил электронное письмо от парня, который специализируется на старых письмах в бутылках. Я попросил его поискать письма, в которых рассказывается о медальоне или ведьме шестнадцатого века. О медальоне он ничего не мог мне сказать, но в одном из старых писем речь идет о рыжеволосой ведьме по имени Скарлетт, которая нашла свой конец в огне. Таким образом, мы можем предположить, что кости Скарлетт сожжены.

– Черт побери. – Если это правда, то способы, с помощью которых проклятие может быть разрушено, уже уменьшились.

Наши варианты таяли так же быстро, как и время. До смерти Блейка оставалось еще тридцать два дня.

Престон глубоко вздохнул.

– Так что нам остается только надеяться найти документы мамы.

Кивнув, я вытянула ноги. При этом я старалась не думать о том, что мы буквально искали иголку в стоге сена. Мы уже видели десятки сцен из ее жизни: как она спорила с моим дедом, завтракала с дядей Эдгаром или, будучи молодой женщиной, тайно встречалась с Кеннетом у конюшен. Но в этом не было ни проклятия, ни ее дара. С Кеннетом она говорила только об их юной любви, которая вскоре так трагически закончилась.

После этого наступило время, когда Катарина казалась более целеустремленной, что заставило меня поверить, что ее больше волновало проклятие, – но мы так и не смогли найти истину, которая подтверждала бы это. Позже она снова успокоилась. Мы наблюдали, как она была молодой мамой с мальчиками, играющими в мяч в саду или в ее мастерской, где, в зависимости от настроения, она иногда рисовала разноцветные, а иногда и черные розы.

Для Престона всегда было горько встречаться с матерью таким образом. Быть с ней так близко, когда она не могла его увидеть, было приятно и болезненно одновременно.

– Проблема в том, что сцены всегда такие случайные, – пробормотала я, пытаясь найти решение. Мы попробовали все ассоциации с документами или письмами у разных обитателей дома. Но тетя Катарина, похоже, была очень осторожна. О ней почти не было истины, в которой она что-нибудь писала или читала, кроме безобидных книг из библиотеки. Единственные достижения, которые мы с Престоном сделали до сих пор, были личными: мы могли все дольше и дольше быть вместе в абсолютной истине и входить в разные комнаты по своему желанию. Самое большое расстояние, которое мы прошли в хрустальном мире, было от кухни Бетти до конюшни.

– Возможно, до сих пор мы просто задавали неправильные вопросы, – размышляла я вслух. – Может быть, нам стоит просто спросить, не показалось ли кому-нибудь из дома поведение тети Катарины в какой-то момент странным.

Престон нахмурился.

– В ответ на этот вопрос, наверное, будут сотни истин. Но попробовать стоит.

Я кивнула. Несмотря на то что шансы были не особенно велики, это было все же предпочтительнее, чем сидеть без дела.

– Хорошо, тогда давай попробуем.

Солнце светило с безоблачного неба, сверкающего в хрустальном мире такой чудесной голубизной, что я на мгновение потерялась в нем.

– Миссис Мэнсфилд, не хотите ли перекусить? – спросила Бетти в абсолютной истине, которая снова покрылась волшебным мерцающим блеском.

Тетя Катарина неподвижно стояла в своей мастерской, уставившись на холст с черной розой. С кисти капнуло на пол немного черной краски, чего она, казалось, даже не заметила.