– Погоди, давай разберемся, – предложил он, когда я закончил. – Ты хочешь доказать, что против этого Свободного Мэна существует заговор?

– Да. И против меня – тоже.

– И они между собою связаны?

– Не думаю. Кроме того, что в обоих замешаны полицейские…

– Значит, ты пытаешься доказать невиновность Мэна?

– Да, но ты не обязан проходить этот путь вместе со мной до самого конца. Я очень ценю все, что ты для меня сделал, но теперь я в розыске.

– Может, и нет, – предположил Мэл. – По радио ни слова не сказали о стрельбе в Куинсе. Да мне и все равно. Больше всего люблю вынимать людей прямо из петли. Черт, вот ради таких моментов стоит жить. Как Эррол Флинн[24] в «Робин Гуде».

Потом он стал расспрашивать о подробностях моих расследований. Я назвал ему имена почти всех людей и рассказал, в чем они замешаны; про «Бродвейских братьев по крови», Джоанну Мадд, Мелкого Проныру и про торговлю героином на бруклинских доках. Но Уиллу Портман я не упоминал.

Под конец второй бутылки вина он спросил:

– Ладно, ладно, я все понял по поводу этого Мэна. Ты хочешь доказать, что его подставили, а друзей его убили или посадили те полицейские, которые прижали его. Окей. А что там с твоей работой?

– Я хочу, чтобы Союз полицейских пересмотрел мое дело и восстановил меня на службе.

– А нужна ли тебе эта работа снова?

– Я хочу, чтобы меня оправдали, – после этих слов я вспомнил еще об одном обязательстве. – У тебя есть телефон, которым я смогу попользоваться пару дней?

Телефон, что он мне дал, был еще в заводской упаковке. Я включил его и послал сообщение дочери, зашифровав простым кодом, который она сама придумала много лет назад. Наш шифр основан был на замене цифр: 1 = 4, 2 = 9, 3 = 1, 4 = 7, 5 = 2, 6 = 0, 7 = 3, 8 = 5, 9 = 8 и 0 = 9. Я послал свой закодированный новый номер ее отчиму. Теперь, когда и у нее будет новый телефон, мы сможем поговорить.

* * *

– Итак, что ты хочешь делать дальше, Кинг? – спросил Мэл, когда я закончил разбираться с телефоном.

– Мне нужны признания Натчеза, что работал вместе с Конвертом и разрушил мою карьеру.

– И что, ты просто придешь к нему в офис и все это скажешь? Я к тому, что ты только вышел от бывшей полицейской и тебя тут же попытались убить.

– Думаю, у меня есть некоторые рычаги давления на этого инспектора. Может быть, даже удастся вынудить его со мной встретиться.

– Тебе нужна какая-то помощь?

– Черт! Да мне не помешал бы весь Французский легион.

Дьявольский хохот и телефонная трель раздались одновременно.

– Эй-Ди? – спросил я, сняв трубку.

– Нет. Это Моника.

– А-а, – по тону ее было ясно как день, что сейчас мне придется несладко. – Привет.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду, когда говоришь, что нам нужно покинуть город из-за каких-то твоих передряг?

Несмотря на свою профессию, я не люблю врать людям. И не люблю причинять им неудобства. Хороший полицейский – это профессионал, который умеет врать и причинять боль, но не радуется подобным вещам. Я был хорошим полицейским. Эйжа нужна была в моей жизни. Но Монику я так и не смог полностью простить за все беды, свалившиеся на меня по ее вине. Так что я успел придумать историю, которая и защитит их, и позволит отомстить Монике.

– Это не я что-то сделал, а ты, – сказал я.

– Я?!

– Твой звонок конгрессмену Эйкерзу запустил игру, в которой я оказался в поле зрения очень плохих ребят. Из правительства. Эйкерз понял, кто меня нанял в тот момент, когда я сам еще этого не знал. И он эту информацию передал очень опасным типам, которым любой ценой надо сохранить в секрете свой бизнес. Теперь они у меня на хвосте, а я в дерьме по уши – прямо как тогда, когда ты позволила легавым упрятать меня в ту поганую дыру.

После короткой паузы она ответила:

– Ты врешь.

– Ты звонила Эйкерзу?

– И что?

– Ты позвонила ему, и тут же у меня на хвосте оказались парни с пушками. На тебя и твоего дружка мне плевать, но я должен знать, что Эйжа в безопасности. Вы же уехали, да?

– Да. Но куда – я тебе не скажу.

– Если вы за пределами штата, мне все равно. А теперь дай мне поговорить с Эй-Ди.

– Ее зовут Дениз!

– Привет, пап! – через секунду сказала Эйжа.

– Ничего не говори матери о моей работе, ладно?

– Это из-за меня у тебя проблемы?

– Нет. Но этого ты ей тоже не говори.

– Хорошо. Ты в порядке?

– Да. Все нормально. Ты же не со своего телефона звонишь?

– Конечно, нет. Купила простенькую трубку.

– Ты умница.

– Я люблю тебя, папочка.

– И я тебя, – сказал я. – Скоро еще поболтаем.

В бывшем молельном доме был и второй этаж. Тут находились маленькие кельи для священников, или пасторов – как бы они ни назывались. Ноги мои свешивались с короткой кушетки, но это было не так уж важно. Дверь не запиралась, а через маленькое окно ярко светила растущая луна.

Я не спал. Просто лежал, подогнув одно колено и подставляя лицо лунному свету. Свежевыбритая голова чуть чесалась, а моя малышка была в безопасности. Я не позволил убить себя, а сам убил человека. И все равно жизнь была восхитительно хороша.

В половине пятого я встал и спустился на кухню, где Мэл сидел за столом и пил кофе.

– Есть машина, которой я могу воспользоваться? – спросил я.

– Медный «Лексус» стоит в конюшне.

– В конюшне?

– Она за церковью. Сам же знаешь, это старинное подворье.

– Будешь работать? – спросил я.

– Если я тебе сегодня не понадоблюсь.

– А пишущей машинки у тебя здесь нет? – спросил я.

– Компьютер с принтером сгодится?

– Наверное, да.

Я проехал через Бруклин в западную часть Верхнего Манхэттена, пока на дорогах не начались пробки. Там, на 83-й улице, я нашел кофейню, где делали западные омлеты, правда, к несчастью, бекон у них кончился. Так что к яйцам мне подали индейку, нарезанную полосками, спрессованную, посоленную и подсушенную, чтобы выглядела и на вкус хотя бы отдаленно напоминала бекон.

Напротив была витрина магазина, который временно сдали в аренду. Я сидел над невкусной едой и слабым кофе, пока не узнал одного человека, зашедшего в офис предвыборной кампании.