выбирали неверный путь. Но его божественный свет чужеродной лучиной горел в ненавидящем солнце мрачном царстве. Чем сильнее разгорался Поборник Света, тем сильнее на него наваливалась тьма. Она привечала иной свет, но не свет проклинаемого здесь Эсмаида.

Цверги хорошо видели в темноте и не нуждались в освещении, но подземелье, словно ожидая иных гостей, встретило их многочисленными разноцветными огнями.

Прежде всего, свет излучал сильгис — подземный сине-зеленый минерал. Цвергам он заменял стекло, они выдували из него украшения и посуду. Его свечение вбирали и усиливали грибы сильгисовики. Синие сильгисовики произрастали прямо на кристаллах, красные поодаль, в их тени.

Свет испускали и огненные грибы крогъярхи. Они топорщились факелами из стен и влекли к себе светолюбивых подземных мотыльков. Крогъярхи с большими плоскими шляпками часто росли в домах цвергов и выполняли роль сковород и печей. На них цверги поджаривали пищу или запекали блюда прямо в грибах.

Здесь, на границе земли и океана, вдали от хищников и алчных цвергов грибницы достигали невероятных размеров. Испускаемые ими красный, синий и желтые цвета объединялись в сказочное марево. Оно наполняло грот теплотой и уютом и приукрашивало и без того чудесные подземные пейзажи. В этом ярком свете гости хорошо рассмотрели маленькие беззаботные озерца.

Тревожный океан разливался сетью подземных озер, порождая множество маленьких уникальных миров. В одном озере обитали только рыбешки с жемчужной чешуей, в другом плавали рыбы из золота и серебра. На их берегах подобные пестрым камням неподвижно сидели жуки-кристалловики. Их окрас определял поедаемый жуками минерал. Новорожденные крошечными песчинками через сотни лет они вырастали огромными валунами. Многие цверги содержали домашних питомцев, но особенно они любили кристалловиков. Они кормили их соответствующими минералами, чтобы к смерти жуков получить скульптуры желаемых цветов.

В поросшем высоким ушуром болоте в тени сильгисовых сталагмитов пятнистые саламандры охотились на рубиновых жаб. Лишь эти маленькие ящерки могли погасить заключенный в них огонь. Были они настолько холодными, что обитали даже в недрах вулканов, где маленькими перепончатыми лапками остужали раскаленные угли. Кожа саламандр не нагревалась и с их смертью, отчего лекари часто использовали ее для борьбы с лихорадкой и жаром.

Путники сели на каменистый берег прозрачного озера и вытянули ноги к воде. Серебристая гладь молчала, в пещере стояла удивительная тишина. Не гнетущая, не пугающая, — тишина укорачивала движения сердца и даровала блаженный покой.

— Такой была Сапфира, — нарушила тишину Иварис. — Прекрасная, как это озеро, безгрешная и непорочная. Где теперь мои сестры и братья? Живы ли они?

Язар сочувствовал утратам Иварис, но его занимали иные тревоги. И теперь, спустя много часов после смерти Каштура, он по-прежнему слышал его последние слова. Он не верил, что старый лесной дух вдруг лишился разума, но не понимал, почему его приняли за кого-то еще. Внешностью он мало походил на женщину и даже не носил красных одежд.

— Как думаешь, кого увидел во мне твой отец? — спросил он.

— Не думай об этом, — отмахнулась она. — Даже мне не всегда удавалось его понять.

Но в его душе давно жила догадка, однако столь пугающая, что он не мог ее осмыслить, а тем более боялся произнести.

Они долго молчали, и вновь пещера погрузилась в чарующую тишину.

— В таком прекрасном месте я мог бы остаться жить, — расчувствовался Язар.

— И ты бы не скучал по Солнцу и Луне? — усомнилась Иварис.

Ему вспомнился разговор рошъяра, который он услышал во время похоронного ритуала.

— Нет, — почему-то сказал он, а затем посмотрел на жезл в своей руке. — К тому же свет Эсмаида всегда со мной.

— Будем надеяться, он приведет нас в Гортунгаш.

— Так ты не знаешь дороги?

— Я никогда не выходила за пределы Ведьминого леса, — призналась Иварис. — И никогда надолго не оставляла дома.

— Но ты не хочешь покидать Бризар, как советовал Каштур.

— А ты? — с вызовом спросила она и уже спокойней добавила. — Я не человек, Язар, и только наполовину фавн. Но разве от этого Бризар перестает быть моим домом?

— Ты хочешь пойти к брату, — догадался он, понимая, что в противостоянии с Вулкардом ей нужна помощь. — Расскажи мне о нем.

— Он наполовину альв и, — она грустно вздохнула, — родной брат Сапфиры. Они очень похожи, но такие разные. Они родились в одном цветке, распустившемся на самой верхней ветви нашего отца. Неберис пробудился первым и случайно столкнул сестру в океан. С тех пор она всегда тянулась к воде, а когда повзрослела, разлилась глубоким синим озером. Неберис с детства кружил вместе с буйными горними ветрами, но и теперь не нашел покоя.

Вдруг озеро подернулось мелкой рябью. Над серебристой водой показалась мужская голова, и словно поднимаясь из озера по ступеням, из него начал медленно выходить хозяин этих вод. Внешностью водяной напоминал тритона, он имел человеческий торс, переходящий в рыбий хвост и голубые плавники на спине и тыльной стороне рук. Перепончатыми были его пальцы, серебряная чешуя полностью укрывала его тело, а глаза блестели огромными белыми жемчужинами. Водяной подплыл к берегу и оперся о большие выступающие камни руками.

— Давно я не видел скорби, — заговорил он чистым и мелодичным голосом. — Ибо в моих владениях живет только благость. Отриньте боль. Оставьте печали на берегу и войдите в мой дом. Я заберу ваше несчастье и дарую вам покой.

— Спасибо тебе, брат, — проникновенно прошептала Иварис.

Водяной отер ее слезы рукой, и она улыбнулась. Не стесняясь Язара, она начала раздеваться и вскоре осталась совсем без одежд. Тот смущенно отвел взгляд. Обнаженная в мягком свете грибов и кристаллов Иварис была красива как никогда. Ему не хотелось, чтобы она прочитала его мысли, и он смутился еще сильней.

— Пойдем, — позвала она и взяла его за руку. — В наготе нет ничего постыдного, ибо лишь без одежд мы становимся сами собой, — такими, какими нас замыслила природа.

Они окунулись в воду, и озерный дух забрал их тревоги. Они плавали и смеялись, ныряли и брызгались водой. Водяной наделил их подводным дыханием и усладил их взор причудливым танцем пестрых рыб. С восторгом они рассматривали разноцветные гладкие камни, усеивающие озерное дно. Были среди них и самоцветы, но ни Язару, ни тем более Иварис не приходило мыслей отнять их у водяного.

Наплававшись вдоволь, Язар выбрался на берег. Улыбка еще долго не сходила с его лица. Однако он уже успел высохнуть и одеться, а Иварис все не возвращалась. Им начала овладевать тревога, и ее сила стремительно росла.

Скинув одежды, он снова бросился в воду. На этот раз водяной не был ему столь гостеприимен. Над озером вдруг