Медленно, по молекуле выдыхала воздух, не в силах ни крикнуть, ни пошевелиться…

…Подпрыгнула, вскидывая руки, повинуясь стремлению, что раскололо мир…

…Пыталась моргнуть, но никак не могла опустить веки…

Коснулась.

Выдохнула.

Упала под невероятной, выдирающей суставы тяжестью – и тогда же занесла ногу для шага, вдыхая такой неподатливый воздух, и…

Разбилась на сотни осколков, принимая на себя чудовищный удар.

Перенесла вес на ногу.

…И всё рассыпа́лась, рассыпа́лась золотистыми осколками, но никак не могла, и боль раздирала ту Янку, что шагнула вперёд, а вовсе не ту, другую.

Телефон валялся на полу, подсвечивая окружающий мир, порождая ирреальные, фантасмагорические тени и блики.

– Выдохни, выдохни, – просил дрожащий голос рядом. – Д-давай, выдохни и отпусти это. Всё…

Янка была бы рада выдохнуть, но не могла, давилась непрозвучавшим криком и держала, держала… что держала?

Майк протянул руку, пытаясь коснуться её плеча, но Янка отшатнулась – как он сам от Кима на лестнице, с отвращением и испугом на лице.

– Я-я-ян! – донеслось сверху истошное. Кажется, Тот кричал уже давно, но Янка услышала его только сейчас.

Она хотела ответить, но только шлёпала губами – воздух никак не шёл. Шлёп-шлёп, бряк-бряк, по-рыбьи.

Рыба… Рыбка… На пороге Ноября рыба ловит…

И в этот момент Тот перемахнул через перила. Свет его фонарика прочертил в воздухе сияющую полосу, которая осталась плавать перед глазами Янки зеленоватым пятном, а Тот, с грохотом приземлившись, перекатился, роняя телефон, и вскочил на ноги. Шагнул к Янке, отгораживая её от Майка, сгрёб в объятья, зарылся носом за ворот, уткнулся в ключицу и запыхтел, словно отогревая Янку своим дыханием.

Горячим-горячим, как и его губы.

Глава 11. Отсветы прошлого

Когда в глазах потемнело, и свет фонариков стал похож на отблеск далёких звёзд, а мир качнулся под ногами, Янка беспомощно позвала – на долгом выдохе, еле слышно, от внезапного страха, что сейчас исчезнет, растворится, рассыплется золотой пылью:

– То-от…

Но не растворилась. Отпустила, выдохнула и замерла опустошённая, очень-очень смутно догадываясь, что же только что сделала.

– Чш-ш, – Тот шагнул, не разжимая рук, в сторону и помог Янке облокотиться о стену. – Всё хорошо. Ты выпустила слепок своей воли, это бывает, это нормально.

Янка моргнула и неуверенно хихикнула:

– Астральную проекцию, что ли?!

– Человек создан Образом и Подобием, и внутри лампадой горит свет первотварный…

Тот говорил нараспев, а Янка заворожённо слушала, глядя, как за его спиной гаснет золотистая пыльца, что осталась от той, второй Янки, и с пола, осыпанный ею, поднимается Ким, потирая голову и недоуменно оглядываясь в свете двух лежащих фонариками вверх телефонов.

А Тот всё говорил:

– …Чем гуще тьма, тем ярче свет. Здесь, в Ноябре, нет света иного, чем тот, что горит в сердцах людей, и воля человеческая в силах отщипнуть от этого пламени и вылепить новое тело, слепок, и вложить в него стремление, и направить своей волей за черту. Исполнить. Успеть…

– Э… простите, а вот что это сейчас было, кто объяснит? – вежливо дождавшись паузы в словах Тота, спросил Ким. – Я не столько про спецэффекты, сколько про…

Он выразительно не договорил. Все повернулись к Майку, а Майк, бледный до синевы, тёр кожу под повязкой и тряс головой.

– Б-бль… бли-и-ин, – невнятно простонал он и поднял на Янку несчастный взгляд целого глаза. – Я человека ч-чуть не у… убил.

Тот, продолжая поддерживать Янку, медленно повернулся к Майку.

– Только не говори, что это не несчастный случай. Вот просто не говори.

Майк опустил руку, с удивлением посмотрел на дрожащую ладонь и сжал её в кулак, пряча кончики пальцев. Золотой отблеск Янке теперь чудился повсюду – на плечах Кима, в волосах Тота, на руке Майка…

Закружилась голова. В мертвенно-белом свете фонариков, с тенями, ложащимися снизу вверх, потому что телефоны никто поднять не удосужился, все они – и Майк, и Ким, и Тот, и, наверное, сама Янка – казались живыми трупами, как в фильме ужасов. Запёкшаяся над бровью Кима кровь темнела грязной коркой, а более свежая за виском, по краю волос, маслянисто блестела, словно чернила. Тот выглядел старше и жёстче обычного, а Майк – младше, в его облике не осталось ни грамма лоска и взрослости. Только липкий ужас от того, что смерть прошла буквально на волосок. Чужая смерть.

«Уже не чужая… – отстранённо подумала Янка. – Ни для кого из нас. Ким уже стал частью нашей… команды?»

Майк моргнул и перевёл взгляд на Тота. Янке очень захотелось подойти к нему сказать: «Заткнись. Просто молчи и всё», – но для этого пришлось бы отстраниться от Тота и стены… Янка подозревала, что свалится на третьем шаге.

А ещё было больно и страшно, там, внутри, вместо сердца.

– Он опасен для тебя! – выдохнул Майк. Его голос зазвенел дурацким фальцетом: – Понимаешь, опасен! Он… он как вампир, разве не видишь?

Янка бросила взгляд на Кима. Бледный, черноглазый и черноволосый – да уж, тот ещё Дракула, конечно.

– Какой ещё вампир, Майк, уймись, – поморщился Тот.

– Он пьёт тебя, – убеждённо сказал Майк. – Твою силу. Твою жизнь. Ты не видишь этой связи? Ты его заякорил, да! Но ты живёшь в Ноябре, а он… – Майк говори горячо, сбивчиво, как в бреду, и Янке стало жутко от убеждённости в его голосе. – Я не знаю, как такой человек вообще мог провалиться, но теперь он не иссякает, не растворяется в забвении, а тянет из тебя силу. Посмотри на себя, на него! Я… – голос сорвался, – я хотел разорвать эту связь, оборвать! Пока не стало слишком поздно. Господин Кария тебя предупреждал!

Майк то хмурился, то задирал жалобно бровь, тёр повязку… Янка вдруг заметила, что левая половина лица, скрытая под чёлкой, почти не шевелится. Как будто старая травма хоть и не оставила шрамов, но затронула не только глаз.

– Что бы там ни предложил мне тогда Иш-Кария, хоть силу, хоть спасение, – медленно заговорил Тот, – это не имеет значения. Я не дам Киму раствориться в Ноябре без остатка, как это происходит со всеми, из кого ушла сила творения, в ком потух свет. И тем более я его не… – Он не договорил фразу и закончил уверенно: – Мне пофигу на связь, которую ты вдруг разглядел, и на все твои страхи, Майк. Пофигу.

– Раствориться? – почти хором переспросили Янка и Ким.

Янка и раньше слышала это фразу, но не задумывалась о её значении, а тут внезапно поняла, что значение это, возможно, самое прямое. Раствориться. Без остатка. В Ноябре.

Она вспомнила, каким впервые увидела Кима – и чёрные глаза, в которых не было ни капли его взгляда, только Ноябрь. Это сейчас за отражением мира проглядывалось что-то своё, человеческое, Кимовское, а тогда…

– Иссякшие, однажды просто растворяются в Ноябре, – сказал Тот. – Бесследно. Сам я, к счастью, не видел, Ленка