Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По-моему, ты внятно сказал, что в каждые врата может войти только один, — пожал я плечами.
— Ха! — хмыкнул он. — Похоже, не в твоих силах понять, что я отличаюсь от того чудовища.
— Тогда кто же ты такой? — задал я вполне логичный вопрос.
— Один из шести несчастных, что поработили тени, — сказал голос, и я услышал в нём печаль. — Он заставил нас служить ему в испытаниях, взамен сохранив хоть какую-то иллюзию жизни.
— И вы спокойно согласились? — как ни в чём не бывало спросил я.
— У нас не было выбора, — хрипло рассмеялся священник. — Он начал издеваться над братьями на наших глазах.
— Барион сумел остановить резню, — приоткрыл я часть правды. — Но было слишком поздно.
— Я всегда знал, что именно у этого человека хватит ума использовать артефакт церкви, — с теплотой отозвался о нашем случайном знакомом голос. — Рад это слышать.
— Почему ты так хладнокровен, старик? — поинтересовался я. — Вы фактически уже мертвы.
— У нас всё ещё есть шанс подсобить в уничтожении твари, желающей уничтожить этот мир.
— Так это Пожиратель? — в лоб уточнил я.
На целую минуту голос замолк, переваривая услышанное.
— Вы были в библиотеке монастыря?
— Вместе с Барионом, да, — кивнул я.
— Тогда мой ответ — нет, Итан, — назвал меня по имени священник. — Оно куда страшнее его… Оно может читать любого человека, словно открытую книгу. Даже объединившись, мы вшестером не смогли противостоять этой пугающей способности.
— Это же не чтение мыслей, — не понял я. — Чего бояться?
— У нас у всех есть семьи… — протянул собеседник. — Внуки, правнуки. Думаешь, легко так просто отказаться от них?
— А, вот в чём дело, — не смог сдержать я смех. — Он ищет тех, кто дорог вам, а затем угрожает. Настолько старая схема, что у меня глаз зачесался.
Я смеялся около минуты, прежде чем у старика сдали нервы.
— Почему тебе так смешно, парень? Неужели ты не боишься, что оно придёт за твоими друзьями? — в голос жреца звучала боль и непонимание.
— Я не буду отвечать, старик, — произнёс я, прикурив от вспыхнувшего на секунду огонька на пальце. — Наоборот, я задам тебе другой вопрос. Знаешь ли ты, почему это место называется Вратами Палача?
— В мои обязанности входит провести попавшего сюда человека через ад из его собственных воспоминаний и заставить убить в конце проекции его самых близких людей, — признался священник. — Если он не справится, то сойдёт с ума — так это работает…
— То есть всё испытание будет строиться исключительно на воспоминаниях? — не скрывая улыбки, спросил я.
— Всё так.
Я едва смог сдержать очередной приступ смеха.
— Да-а… Интересно, какой эпизод из десяти тысяч лет мне здесь покажут, а?
— Т-ты уже сошёл с ума? — обеспокоенно вопросил старик.
— Нет, нет, священник, всё в порядке, — отмахнулся я. — Веди меня.
— Следуй вперёд. Остановок будет несколько, и я не смогу больше заговорить с тобой, пока не дойдёшь до конца.
— Жаль, — вздохнул я. — Ну, спасибо.
— Ты очень странный человек, Итан, — с каким-то презрением сказал мне на прощание жрец.
А я же прошёл дальше, уже не боясь и не прощупывая каждый шаг. Сначала впереди показался свет. Он всё ширился, приближаясь, а потом и вовсе взорвался ослепительной вспышкой, заставив зажмуриться. Когда я открыл глаза, вокруг была тюрьма. Ожидаемо. Единственное, что могло смутить — допотопные факелы, без магической начинки. И кандалы, тусклым блеском не привлекающие к себе никакого внимания обычного заклинателя.
Человеком, в них закованным, был я. Исхудалое, едва двигающееся тело. Как интересно смотреть на старого себя, подумал я. Такая ретроспектива действительно позволяет узнать много нового.
Например, что в моих глазах уже горит ненависть и отвращение ко всему миру. К несправедливости.
— Та-а-ак… — протянул я. — Я должен себя спасти, или просто смотреть?
Естественно, мне никто не ответил. Только открылась дверь в камеру, и из воздуха во внутрь вошла женщина в тёмно-фиолетовом наряде. В пламени факелов можно было разглядеть корону из тёмного золота на её голове. Королева при параде!
— Как вам новые покои, сэр? Всё ли устраивает? — ехидством в её голосе можно было обмазаться с ног до головы.
Пауза.
— Сопляк! Какой же вы мусор, отребье… — рассмеялась в полный голос женщина. — Только портите репутацию Герою!
С каждым словом королева била каблуком свернувшегося в позе эмбриона меня. Била точно, стараясь попасть по нервным окончаниям или горлу. Так не избивают со злобы. Так унижают из желания прикончить надоедливую муху, о которую не хочется марать сталь.
— Забавно, но когда я принёс этому Герою твою голову, на его лице была такая же отвратительная гримаса, — улыбнулся я. И тут же вздрогнул от неожиданности.
— Кто здесь? — Королева резко развернулась и начала вглядываться в полутьму, пытаясь разглядеть силуэт.
Как она может меня слышать? Что за бред?
— П-прошу… — простонал я из далёкого прошлого. — Не надо больше…
Да, я хорошо помню, что просил пощады. Даже слишком хорошо.
Сигарету пришлось зажечь заново, отчего женщина, только повернувшись обратно, вскочила вновь. И закричала.
— Кто здесь? Что тебе нужно? Кто ты такой, черт возьми?
Я затянулся, выдыхая дым.
— Поддерживающий баланс.
— К-какой знакомый голос… — Королева невольно обернулась на меня из прошлого. — К-как?
— Я бы лучше спросил «где», — хохотнул я.
— Стража! — вскричала королева. — Стража, здесь убийца!
— Ох… — сокрушённо вздохнул я, смотря на лестницу, со стороны которой уже слышались удары бронированных сапогов о камень. — Ладно, я сыграю по твоим правилам.
Одним резким движением я спрессовываю горящую сигарету о глаз первого стражника, под оглушающий крик боли насаживаю трясущееся тело на меч. Рассекаю по вертикали вверх, превращая крик в бульканье.
Отражаю короткий клинок в сторону, коротким ударом перерезаю горло, заставляя уже второй труп рухнуть на пол. Расправляюсь с остальными, не тратя на человека больше двух действий. В конце концов в тюрьме воцаряется тишина. Слышно только тяжёлое дыхание королевы, прижавшейся к стене.
Я стряхнул кровь с лезвия, убрал меч в ножны. Шагнул в камеру. Улыбнулся, зная, что в свете факелов это выглядит максимально жутко. Жаль, до полной версии улыбки Палача, заставлявшей вздрагивать абсолютно любое живое и неживое существо, мне ещё далеко.
— Повторная месть уже холодное блюдо совсем не в переносном смысле, — хохотнул я. — Это, блин, десерт.