В полдень 8 января Соболев прислал за Варей трофейную каретус казачьим конвоем — пригласил пожаловать в только что занятый Адрианополь. Намягком кожаном сиденье лежала охапка оранжерейных роз. Собирая этурастительность в букет, Митя Гриднев изорвал шипами новенькие перчатки и оченьрасстроился. По дороге Варя его утешала, из озорства пообещала отдать свои (упрапорщика были маленькие, девичьи руки). Митя насупил белесые брови, обиженношмыгнул носом и с полчаса дулся, моргая длинными, пушистыми ресницами. Пожалуй,ресницы — вот единственное, с чем заморышу повезло, думала Варя. Такие же, каку Эраста Петровича, только светлые. Далее мысли естественным образомпереключились на неведомо где скитающегося Фандорина. Скорей бы уж приезжал! Сним… Спокойней? Интересней? Так сразу и не определишь, но определенно с нимлучше.

Доехали, когда уже смеркалось. Город притих, на улицах нидуши, лишь звонко цокали копытами конные разъезды, да грохотала подтягивавшаясяпо шоссе артиллерия.

Временный штаб находился в здании вокзала. Еще издали Варяуслышала бравурную музыку — духовой оркестр играл «Славься». Все окна в новом,европейского типа здании светились, на привокзальной площади горели костры,деловито дымились трубы походных кухонь. Больше всего Варю поразило то, что уплатформы стоял самый что ни на есть обычный пассажирский поезд: аккуратныевагончики, паровоз мирно попыхивает — словно и нет никакой войны.

В зале ожидания, разумеется, праздновали. Вокруг наскоросдвинутых разномастных столов с нехитрой снедью, но значительным количествомбутылок пировали офицеры. Когда Варя с Гридневым вошли, все как раз грянули«ура», подняв кружки и обернувшись к столу, за которым сидел командир.Знаменитый белый китель генерала резко контрастировал с черными армейскими исерыми казачьими мундирами. Кроме самого Соболева за почетным столом сиделистаршие военачальники (из них Варя знала только Перепелкина) и д'Эвре. Лица увсех были веселые, раскрасневшиеся — кажется, праздновали уже давно.

— Варвара Андреевна! — закричал Ахиллес,вскакивая. — Счастлив, что сочли возможным! «Ура», господа, в честьединственной дамы!

Все встали и заорали столь оглушительно, что Варяиспугалась. Никогда ее еще не приветствовали таким активным образом. Не зря лиона приняла приглашение? Баронесса Врейская, начальница походного лазарета, сперсоналом которого квартировала Варя, предупреждала своих подопечных:

— Mesdames, держитесь подальше от мужчин, когда теразгорячены боем или, того пуще, победой. В них просыпается атавистическаядикость, и любой мужчина, хоть бы даже выпускник Пажеского корпуса, на времяпревращается в варвара. Дайте им побыть в мужской компании, поостыть, и тогдаони снова примут цивилизованный облик, станут контролируемы.

Впрочем, ничего особенно дикого кроме преувеличеннойгалантности и чрезмерно громких голосов Варя в соседях по столу не заметила.Посадили ее на самое почетное место — справа от Соболева. С другой стороныоказался д'Эвре.

Выпив шампанского и немного успокоившись, она спросила:

— Мишель, скажите, что это там за поезд? Я уже непомню, когда в последний раз видела, чтоб паровоз стоял на рельсах, а невалялся под откосом.

— Так вы ничего не знаете! — вскричал молодойполковник, сидевший с края стола. — Война закончилась! Сегодня изКонстантинополя прибыли парламентеры! По железной дороге, как в мирное время!

— И сколько их, парламентеров? — удивиласьВаря. — Целый состав?

— Нет, Варенька, — пояснил Соболев. —Парламентеров только двое. Но турки так испугались падения Адрианополя, что, нежелая терять ни минуты, просто прицепили штабной вагон к обычному поезду. Безпассажиров, разумеется.

— А где парламентеры?

— Отправил в экипажах к великому князю. Дорога-тодальше взорвана.

— Ах, сто лет не ездила по железной дороге, —мечтательно вздохнула она. — Откинуться на мягкое сиденье, раскрытькнижку, попить горячего чаю… За окном мелькают телеграфные столбы, колесастучат…

— Я бы вас прокатил, — сказал Соболев, — дажаль маршрут ограничен. Отсюда только в Константинополь.

— Господа, господа! — воскликнул д'Эвре. —Пгекасная идея! La guerre est en fait fini,[20] тугки не стгеляют!А на паговозе, между пгочим, тугецкий флаг! Не пгоехаться ли до Сан-Стефано иобгатно? Aller et retour,[21] a, Мишель? — Он окончательноперешел на французский, все более распаляясь. — Мадемуазель Барбарапрокатится в мягком вагоне, я напишу шикарный репортаж, а с нами съездиткто-нибудь из штабных офицеров и посмотрит на турецкие тылы. Ей-богу, Мишель,пройдет как по маслу! До Сан-Стефано и обратно! Им и в голову не придет! А еслии придет, стрелять все равно не посмеют — ведь у вас их парламентеры! Мишель,из Сан-Стефано огни Константинополя, как на ладони! Там загородные виллытурецких везиров! Ах, какой шанс!

— Безответственность и авантюризм, — отрезалподполковник Перепелкин. — Надеюсь, Михаил Дмитриевич, у вас хватитблагоразумия не соблазниться.

Сухой, неприятный человек Еремей Перепелкин. По правдеговоря, за минувшие месяцы Варя успела проникнуться к нему живейшей неприязнью,хоть и принимала на веру якобы непревзойденные деловые качества Соболевскогоначальника штаба. Еще бы он не усердствовал! Шутка ли — меньше чем за полгодаиз капитанов в подполковники скакнул, да еще «Георгия» сорвал, анненскую шашкуза боевое ранение. И все благодаря Мишелю. А смотрит волком, как будто Варя унего что-нибудь украла. Впрочем понятно — ревнует, хочет, чтоб Ахиллес емуодному принадлежал. Как там, интересно, у Еремея Ионовича по частиказанзакинского греха? Однажды в разговоре с Соболевым она даже позволила себеехидный намек на эту тематику — Мишель так хохотал, что даже закашлялся.

Однако на сей раз противный Перепелкин был абсолютно прав.«Прекрасная идея» Шарля показалась Варе сущей дикостью. Впрочем, у пирующихвздорный прожект получил полную поддержку: один казачий полковник даже хлопнулфранцуза по спине и назвал «отчаянной башкой». Соболев улыбался, но покамолчал.

— Пустите меня, Михаил Дмитриевич, — попросилбравый кавалерийский генерал (кажется, его фамилия была Струков). — Посажупо вагонам своих казачков, прокатимся с ветерком. Глядишь, еще какого-нибудьпашу в плен захватим. А что, имеем право! Приказа о прекращении военныхдействий пока не поступало.

Соболев взглянул на Варю, и она заметила, что глаза егозасветились каким-то особенным блеском.