Варя кивнула, глядя на Фандорина, как зачарованная. Тот явнонес нечто несусветное, но как уверенно, красиво, властно! И заикаться совсемперестал.

— Там упомянуто кораблекрушение, произошедшее вТермаикосском заливе в ноябре 1873 года. Между прочим, на берегу этого заливарасположен город Салоники. Из той же статьи я понял, что в 1867 году авторнаходился в Софии, а в 1871 году — в Междуречье, ибо именно тогда арабскиекочевники вырезали британскую археологическую экспедицию сэра Эндрю Уэйарда.После «Старых сапог» я стал подозревать мсье д'Эвре уже всерьез, но своимиловкими маневрами он не раз сбивал меня с толку… А теперь, — Фандоринубрал револьвер в карман и обернулся к Мизинову, — давайте подсчитаемущерб, нанесенный нам деятельностью господина Анвара. Мсье д'Эвре присоединилсяк корпусу военных корреспондентов в конце июня прошлого года. Это был периодпобедоносного наступления нашей армии. Дунай преодолен, турецкая армиядеморализована, открыта дорога на Софию, а оттуда и на Константинополь. Отрядгенерала Гурко уже захватил Шипкинский перевал, ключ к Большому балканскомухребту. По сути дела война нами уже выиграна. Но что происходит дальше? Из-зароковой путаницы с шифровкой наша армия занимает никому не нужный Никополь, атем временем корпус Осман-паши беспрепятственно входит в пустую Плевну, сорвавнам все наступление. Вспомним обстоятельства той загадочной истории.Шифровальщик Яблоков совершает тяжкий проступок, оставив на столе секретнуюдепешу. Почему Яблоков это сделал? Потому что его потрясла весть о неожиданномприезде невесты, госпожи Суворовой.

Все взглянули на Варю, и она почувствовала себя чем-то вродевещественного доказательства.

— А кто сообщил Яблокову о приезда невесты? Журналистд'Эвре. Когда обезумевший от радости шифровальщик умчался прочь, достаточнобыло переписать шифровку, заменив в ней «Плевну» на «Никополь». Наш армейскийшифр, мягко говоря, несложен. О предстоящем маневре русской армии д'Эвре знал,потому что при нем я рассказал вам, Михаил Дмитриевич, об Осман-паше.Припоминаете нашу первую встречу?

Соболев угрюмо кивнул.

— Далее вспомним историю с мифическим Али-беем, укоторого д'Эвре якобы брал интервью. Это «интервью» обошлось нам в две тысячиубитых, и теперь русская армия застряла под Плевной уже всерьез и надолго.Рискованный трюк — Анвар неминуемо навлекал на себя подозрение, но у него небыло выхода. Ведь в конце концов русские просто могли оставить против Османазаслон, а главные силы двинуть дальше на юг. Однако разгром первого штурмасоздал у нашего командования преувеличенное представление об опасности Плевны,и армия развернулась против маленького болгарского городишки всей своей мощью.

— Погодите, Эраст Петрович, но ведь Али-бейдействительно существовал! — встрепенулась Варя. — Его видели вПлевне наши лазутчики!

— К этому мы вернемся чуть позже. А сейчас вспомним обстоятельствавторой Плевны, вина за которую была возложена нами на предательство румынскогополковника Лукана, выдавшего туркам нашу диспозицию. Вы были правы, ЛаврентийАркадьевич, J из записной книжки Лукана — это «журналист», да только неМаклафлин, а д'Эвре. Румынского фата он завербовал без особых трудностей —карточные долги и непомерные амбиции сделали полковника легкой добычей. А вБукареште д'Эвре ловко воспользовался госпожой Суворовой, чтобы избавится отагента, утратившего свою ценность и, наоборот, начавшего представлятьопасность. Кроме того, я допускаю, что у Анвара возникла потребность повидатьсяс Осман-пашой. Изгнание из армии — временное и с заранее запланированнойреабилитацией — давало ему такую возможность. Французский корреспондент отсутствовалмесяц. И как раз в этот период наша разведка донесла, что у турецкогокомандующего имеется таинственный советник Али-бей. Этот самый Али-бей нарочнопомелькал в людных местах своей приметной бородой. Должно быть, вы здоровопотешались над нами, господин шпион.

Д'Эвре не ответил. Он смотрел на титулярного советникавнимательно и, казалось, чего-то ждал.

— Появление в Плевне Али-бея понадобилось для того,чтобы снять с журналиста д'Эвре подозрение за то злополучное интервью. Впрочем,я не сомневаюсь, что Анвар провел этот месяц с большой для себя пользой:наверняка договорился с Осман-пашой о совместных действиях на будущее,обзавелся надежной связью. Ведь наша контрразведка не препятствовалакорреспондентам иметь в осажденном городе собственных осведомителей. Прижелании Анвар-эфенди мог даже на несколько дней наведаться в Константинополь,ибо Плевна еще не была отрезана от коммуникаций. Очень просто — добрался доСофии, а там сел на поезд и назавтра в Стамбуле.

Третий штурм для Осман-паши был особенно опасен, и преждевсего неожиданной атакой Михаила Дмитриевича. Тут Анвару повезло, а нам нет.Подвела роковая случайность — по пути в ставку ваш адъютант Зуров проскакалмимо корреспондентов и крикнул, что вы в Плевне. Анвар, разумеется, отличнопонял и значение этого сообщения, и то, зачем Зуров послан к командованию.Нужно было выиграть время, дать Осман-паше возможность перегруппироваться ивыбить Михаила Дмитриевича с его небольшим отрядом из Плевны, пока не подошлиподкрепления. И Анвар снова рискует, импровизирует. Дерзко, виртуозно,талантливо. И, как всегда, безжалостно.

Когда журналисты, узнав об успешном наступлении южногофланга, наперегонки бросились к телеграфным аппаратам, Анвар пустился в погонюза Зуровым и Казанзаки. На своем знаменитом Ятагане он без труда догнал их и,оказавшись в безлюдном месте, застрелил обоих. Очевидно, в момент нападения онскакал между Зуровым и Казанзаки, причем ротмистр был у него справа, а жандармслева. Анвар стреляет гусару в левый висок — в упор, а в следующий миг посылаетпулю в лоб обернувшемуся на выстрел подполковнику. Все это заняло не болеесекунды. Вокруг движутся войска, но всадники едут по ложбине, их не видно, авыстрелы в разгар канонады вряд ли могли обратить на себя внимание. Труп Зуроваубийца оставил на месте, но вонзил ему в лопатку кинжал жандарма. То естьсначала застрелил, потом пронзил клинком уже мертвого, а не наоборот, как мырешили вначале. Цель ясна — бросить подозрение на Казанзаки. Из тех жесоображений Анвар перевез тело подполковника в близлежащий кустарник иинсценировал самоубийство.

— А как же письмо? — вспомнила Варя. — Отэтого, как его, ну Шалунишки?