— Э нет, Струков. Хватит с вас Адрианополя. —Ахиллес хищно улыбнулся и повысил голос. — Слушайте мой приказ,господа! — В зале тут же стало очень тихо. — Я переношу свойкомандный пункт в Сан-Стефано! Третий егерский батальон посадить по вагонам.Пусть набьются, как селедки в бочку, но чтоб все до одного влезли. В штабномвагоне поеду сам. Затем поезд немедленно вернется в Адрианополь заподкреплениями и будет курсировать по маршруту безостановочно. Завтра к полуднюу меня будет целый полк. Ваша задача, Струков, — прибыть туда же скавалерией не позднее завтрашнего вечера. Пока же мне хватит батальона. Поразведывательным донесениям, боеспособных турецких войск впереди нет — толькосултанская гвардия в самом Константинополе, а ее дело — охранять Абдул-Гамида.

— Не турок надо опасаться, вашепревосходительство, — скрипучим голосом сказал Перепелкин. — Туркивас, предположим, не тронут — выдохлись. Но вот главнокомандующий по головке непогладит.

— А это еще не факт, Еремей Ионович, — хитроприщурился Соболев. — Все знают, что Ак-паша сумасброд, на сие многоесписать можно. В то же время известие о занятии константинопольского пригорода,поступившее в самый разгар переговоров, может оказаться его императорскомувысочеству очень даже кстати. Вслух выбранят, а втихую спасибо скажут. Уж нераз бывало. И извольте-ка не дискутировать после отдания приказа.

— Absolument! — восхищенно покачал головойд'Эвре. — Un tour de genie, Michel![22] Получается, чтомоя идея была не самая пгек'асная. Гепогтаж будет лучше, чем я думал.

Соболев поднялся, церемонно предложил Варе руку:

— Не угодно ли взглянуть на огни Константинополя,Варвара Андреевна?

Состав несся сквозь тьму быстро, Варя едва успевала прочестьназвания станций: Бабаэски, Люлебургаз, Чорлу. Станции как станции — такие же,как где-нибудь на Тамбовщине, только не желтые, а белые. Огоньки, стройныесилуэты кипарисов, один раз сквозь железное кружево моста блеснула луннаяполоса реки.

Вагон был удобный, с плюшевыми диванами, с большим столомкрасного дерева. Конвойцы и белая соболевская кобыла Гульнора расположились вотсеке для свиты. Оттуда то и дело доносилось ржание — Гульнора все не моглауспокоиться после нервного процесса погрузки. В салоне ехали сам генерал, Варя,д'Эвре и несколько офицеров, в том числе и Митя Гриднев, мирно спавший в углу.Офицеры толпились вокруг Перепелкина, отмечавшего по карте продвижение поезда,и курили, корреспондент писал что-то в блокноте, а Варя с Соболевым стоялипоодаль, у окна, и вели непростой разговор.

— … Я думал, это любовь, — вполголоса исповедывалсяМишель, вроде бы глядя в черноту за окном, но Варя-то знала, что на самом делеон смотрит на ее отражение в стекле. — Впрочем, не стану вам врать. Пролюбовь не думал. Моя главная страсть — честолюбие, все остальное потом. Так ужустроен. Но честолюбие не грех, если устремлено к высокой цели. Я верю в звездуи судьбу, Варвара Андреевна. Звезда у меня яркая, а судьба особенная. Это ясердцем чувствую. Еще когда юнкером был…

— Вы про жену начали рассказывать, — мягко вернулаего Варя к интересному.

— Ах да. Женился из честолюбия, каюсь. Ошибку совершил.Из честолюбия можно под пули лезть, жениться — ни в коем случае. Ведь каксложилось? Вернулся из Туркестана. Первые лучи славы, но все равно — выскочка,парвеню, черная кость. Дед из нижних чинов выслужился. А тут княжна Титова. Родот Рюрика. Прямиком из гарнизона — да в высшее общество. Как не соблазниться?

Соболев говорил отрывисто, горько и, кажется, искренне. Варяискренность оценила. И еще, конечно, догадывалась, к чему дело идет. Могла бывовремя остановить, увести разговор в сторону, но не хватило характера. А укого бы хватило?

— Очень скоро я понял, что в высшем обществе мне делатьнечего. Климат не для моего организма. Так и жили — я в походах, она в столице.Кончится война, потребую развода. Могу себе позволить, заслужил. И никто неосудит — как-никак герой. — Соболев лукаво улыбнулся. — Так чтоскажете, Варенька?

— О чем? — с невинным видом спросила она.Проклятая кокетливая натура так и пела. Вроде бы и ни к чему это признание,одни осложнения от него, а все равно — праздник.

— Разводиться мне или нет?

— Это уж вы сами решайте. (Вот сейчас, сейчас скажет тесамые слова).

Соболев тяжко вздохнул и — головой в омут:

— Я давно на вас заглядываюсь. Вы умная, искренняя,смелая, с характером. Именно такая спутница мне нужна. С вами я стал бы ещесильнее. Да и вы не пожалели бы, клянусь… В общем, Варвара Андреевна, считайте,что я делаю вам официальное…

— Ваше превосходительство! — крикнул Перепелкин,чтоб ему под землю провалиться. — Сан-Стефано! Выгружаемся?

Операция прошла без сучка без задоринки. Разоружилиошалевшую охрану станции (смешно сказать — шестеро сонных солдат), рассыпалисьпо городку взводными командами.

Пока с улиц доносилась редкая перестрелка, Соболев ждал настанции. Все закончилось в полчаса. Потери — один легко раненный, да и того,похоже, свои по ошибке задели.

Генерал наскоро осмотрел освещенный газовыми фонарями центргородка — чуть дальше начинался темный лабиринт кривых улочек, и туда соватьсясмысла не было. В качестве резиденции и оплота обороны (на случайнеприятностей) Соболев выбрал массивное здание филиала Османо-Османского банка.Одна из рот разместилась непосредственно у стен и внутри, вторая осталась настанции, третья распределилась дозорами по окрестным улицам. Поезд немедленноукатил обратно — за подкреплениями.

Сообщить по телеграфу в штаб верховного о захватеСан-Стефано не удалось — линия молчала. Видно, турки постарались.

— Второй батальон прибудет не позже полудня, —сказал Соболев. — Пока ничего интересного не предвидится. Будем любоватьсяогнями Цареграда и коротать время за приятной беседой.

Временный штаб устроили на третьем этаже, в директорскомкабинете. Во-первых, из окон, действительно, было видно далекие огонькитурецкой столицы, а во-вторых, прямо из кабинета стальная дверь вела вбанковское хранилище. На чугунных полках ровными рядами стояли мешки ссургучными печатями. Д'Эвре прочитал арабскую вязь, сказал, что в каждом мешкепо сто тысяч лир.

— А говорят, Турция обанкротилась, — удивилсяМитя. — Тут же миллионы!

— Именно поэтому обоснуемся в кабинете, — решилСоболев. — Целее будут. Меня один раз уже обвиняли в похищении ханскойказны. Хватит.