Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же горротцы ее взяли. Совершенно необъяснимым длябольшинства знатоков морского и вообще военного дела способом – но Сварог игорсточка посвященных в иные секреты людей прекрасно понимали, в чем тут дело…
Он снова и снова вспоминал потерявшего себя, едваудерживавшегося на узенькой грани меж безумием и здравым рассудком, совсем ещемолодого флаг-лейтенанта, единственного уцелевшего после той ночи…
Флаг-лейтенант, очень похоже, никогда больше не сможет статьисправным офицером – Сварог в таких вещах разбирался не хуже здешнихпоседевших в баталиях генералов и адмиралов. Бедняге уже не оправиться, хотя,кто знает, случаются же на этом свете чудеса, самые невероятные…
Флаг-лейтенант, командир пусть и крохотной, но отдельнойбоевой единицы (посыльного четырехпушечного куттера), остался в живыхисключительно благодаря умышленному нарушению строгих флотских регламентов. Наказенном ялике он с вечера вышел в море поудить рыбку – ночью, и только ночью кповерхности воды поднимались фелюзы, считающиеся у знатоков «королевскойдобычей». Водятся они не более чем в пяти-шести местах возле харумскихпобережий, днем рыщут на глубине, а наверх выходят только при звездном свете.Мясо у них вкуснейшее, кроме того, эта не особенно большая, с карася, затокрасивейшая рыбка издавна окружена кучей суеверий – и мясо ее-де несказанноувеличивает мужскую силу, и засушенный спинной плавник, если носить при себе,оберегает от стыдных любовных хворей и карманных воров, и касаемо кожи естькакие-то сказочки…
Как узнал Сварог из сбивчивых откровений лейтенанта, не онпервый учинил подобное нарушение регламентов. По его словам, еще задолго дотого, как он стал нести там службу, многие втихомолку выходили на ночнуюрыбалку – одно из тех мелких нарушений, что сыщутся в каждом гарнизоне, ипревратились уже не в нарушение даже, а в потаенную традицию… Посколькукомендант смотрел сквозь пальцы на подобные вылазки, беспощадно преследуя всепрочие отклонения от военно-морского устава (говорили, он и сам не без греха почасти ловли фелюзов).
В общем, флаг-лейтенант в одну безоблачную ночь,договорившись с добрым знакомым, заступившим в караул на пирсе (и пообещав приудаче парочку фелюзов), вышел на ялике в море. Фарватер он знал прекрасно, могпройти по нему с завязанными глазами, так что не боялся угодить на мины. Отплывот крепости примерно на половину морской лиги (каковая, как известно, вдвоедлиннее сухопутной), он забросил удочки и всецело предался увлекательнейшемузанятию.
Он так и не вспомнил точного времени, когда это произошло.Часы у него с собой были, но флаг-лейтенант давненько на них не смотрел, а потомбыло не до того… Главное, он услышал вдруг странные звуки, нечто среднее межтихим механическим рокотом и шелестящим свистом.
И появились огни. Их было неисчислимое множество, онивозникали над морской поверхностью где-то меж яликом и крепостью и, описываякрутые дуги, взметаясь на огромную высоту, падали на башни и стены ужасающимливнем. Сотни огней, – хрипел флаг-лейтенант, трясясь крупной дрожью,уставясь на Сварога затравленными, полубезумными глазами, – многие сотниогней…
Больше всего это походило на ракетный обстрел. Как всякийопытный служака, флаг-лейтенант был прекрасно знаком с действием боевых ракет,в крепости располагалось дюжины две батарей. Но в том-то и непонятность, что этиогни выглядели очень уж маленькими, совсем крохотными, хотя взлетали не настоль уж большом расстоянии от ялика…
Сколько это продолжалось, молодой моряк не мог сказать. Емупоказалось тогда – невероятно долго. Он ничего не понимал, и сидел в лодочке,оцепенев, как статуя. Когда этот загадочный ливень наконец прекратился,лейтенант понемногу пришел в себя, поднял парус и направился к крепости.
Первым, кого он увидел на пирсе, был его знакомый, начальниккараула. Он лежал на камнях с посиневшим, искаженным лицом, мертвее мертвого,жутко скалясь, и поблизости валялись несколько его подчиненных, в том же виде.
Флаг-лейтенант кинулся в крепость. На палубах кораблей, мимокоторых он пробегал, лежали мертвецы. В воротах лежали мертвецы – караульные,все до единого. И во внутреннем дворе. И в кордегардии. И в доме коменданта. Ив казарме. «Везде, везде, везде…» – как заведенный, твердил флаг-лейтенант,подпрыгивая на стуле, переплетая пальцы, содрогаясь от дрожи, пока Амонд невлепил ему парочку хлестких затрещин…
Он понимал, что не спит. Но действительность была хужесамого кошмарного сна – везде, куда бы он ни кидался, лежали мертвецы с синимилицами и жутким оскалом…
И флаг-лейтенант побежал назад, на пирс. Трясущимися рукамиотвязал ялик, больше всего боясь, что не успеет, сойдет с ума прямоздесь – но как-то обошлось, он поднял парус и вывел лодочку в море.Какая-то частичка взбудораженного сознания, ведавшая профессиональнымирефлексами, работала исправно, и он повел утлое суденышко по безопасномуфарватеру, меж рядами мин, держа курс на Джетарам, до которого было примернопять с половиной морских лиг.
Он не помнил, на каком отрезке пути раздался взрыв, далеколи отплыл от крепости, насколько приблизился к Джетараму. Но упорствовал водном: это была не якорная мина, никакой ошибки. Налети он на мину, егоразметало бы в мелкие ошметки, ведь всякая мина несет заряд взрывчатки,достаточный для того, чтобы проломить днище фрегата. А этот взрыв былкакой-то маленький. Вот именно, маленький. Корма ялика вдруг разлетелась, егопосекло щепками, но не особенно оглушило – и он сумел увернуться отзавалившейся прямо на него мачты, прыгнул в воду, сориентировался по звездам и,размашисто загребая, поплыл в сторону Джетарама, потому что ничего другого неоставалось делать, разве что идти утюгом на дно, а он, ведомый могучиминстинктом, хотел жить, жить, доплыть…
И ведь доплыл, упрямец. Правда, сам уже совершенно непомнил, как. На рассвете объезжавший окрестности конный патруль береговойстражи увидел беспамятного человека, нижней половиной тела лежавшего в воде.К нему тут же подскакали, увидели, что он жив, увидели морской мундир(флаг-лейтенант сбросил только сапоги, а насчет мундира, видимо, не сообразил,пребывая уже в затемнении ума), подняли на круп лошади, помчали на ближайшийпост…
Там найденного быстро привели в чувство с помощью парынасильно влитых стаканов рома. Прислушавшись к горячечному бормотанию моряка,облеченный некоторыми полномочиями начальник сначала не поверил, но послекраткого совета с сослуживцами и ведавшими безопасностью людьми решил все жедля очистки совести послать к крепости самолет. К тому времени кое-какиевоенные реформы Сварога уже семимильными шагами продвигались по подвластным емуземлям – и во исполнение одной из идей в Джетараме обосновалась эскадрильяистребителей со снольдерскими экипажами.
Самолет вернулся очень быстро, с полудюжиной пробоин отмушкетных пуль на крыльях. Летчик доложил, что в крепости он, разумеется, несадился (даже оставайся она в дружеских руках, там не нашлось бы места), онсделал весьма неутешительные наблюдения: над главной башней Батшевы развеваетсяогромный горротский флаг, который из-за его уникальности трудно спутать с какимбы то ни было другим – и уж тем более ронерским, еще вчера реявшим надкрепостью. И корабли, стоявшие в гавани борт о борт, тоже все, как один,имеют на корме «кляксу».