Спартак морщился, восстанавливая дыхание. Он до сих пор непонимал, что это за народ. То, что ему врезали, ничего еще не означало, и нефакт, что перед ним – немецкие пособники: знаем мы этих польских панов, кипящихненавистью к отечеству всех рабочих и крестьян...

– И кто ж вы будете? – огрызнулся он, отдышавшись.

– Мы, хлопче, не будем, а есть панове. Вот так и будь ласковобращаться.

Послышался топот ног – это от самолета примчался третий,совсем зеленый пацан, одетый примерно так же, но, в отличие от старших, своиэмоции выражавший гораздо более бурно: он откровенно таращился на Спартака свосторженным ужасом, даже рот разинул. Правда, и у этого сопляка болталась наплече винтовочка...

– Вуйко Панас, вуйко Панас! – затараторил вьюнош,перетаптываясь на месте от любопытства. – Щось, то и буде американ?

– Американ, – проворчал Панас. – Хоть сейчас вкомиссары пиши. Побачь на одяг, Кость, добре побачь. Яка одзнака у него напуговицах?

Хлопчик присмотрелся:

– Совдеповьска, вуйко Панас, гвяздка с серпом и молотом...

– О то...

– Вы ж сами, вуйко, казали, що на аэроплане одзнакаамериканьска...

– Казав. Бо так и есть. Живали в той Америке, ихние одзнакини с чем не спутаем... Вот только этот сукин кот на американа похож, як я нафильмову актрису. Звыклый совдеповский морд, аж тошно...

– Може, он жид? – спросил доселе молчавший третий, снешуточной надеждой спросил.

– А добже бы жид, – оживился и сопляк с нехорошиминотками в голосе. – Эй ты, драный. Не жид будешь?

– А в самом деле, хлопче, – сказал невозмутимый Панас,словно гвозди вбивал неторопливо. – Спускай штаны, быстренько, як справнашлюха перед клиентом. Пользуясь ученым оборотом, сделаем экспертизу, бо, самразумеешь, жида сразу видно...

– Слушайте... панове! – воскликнул Спартак негодующе.

Панас неторопливо расстегнул кобуру, достал увесистый черный«парабеллум» и привычно передернул затвор, так что он на миг сложился домиком.Поднял дуло на уровень Спартакова лба и сказал с прежним спокойствием:

– Тебе ж сказано человеческой мовой: спускай штаны и кажихозяйство. По разговору и по личности вроде не похож, но кто ж знаетнаверняка...

Глаза у него нехорошо сузились. Ясно было, что пристрелит иусом не поведет. Задыхаясь от злости и унижения, Спартак справился с пуговицамии, продемонстрировав требуемое, бросил с вызовом:

– Уж не посетуйте, панове – чем богаты. Кому как, а ядоволен, да и дамы не жаловались что-то...

– Застегнись, – пробурчал Панас, пряча «парабеллум» и снекоторым разочарованием покачивая головой. – Сам бачу, що не жид...

– А може, вуйко Панас, он этот... современный? –заторопился шкет, поддергивая на плече винтовочку. – Необрезанный, а всеравно – жид...

– Остынь, – веско ответил Панас, даже не оборачиваясь кнему. – Тебе, сдается, еще долго уяснять насчет порядка. Каковой унемчуков зовется красиво и четко – орднунг... Словцо-то каково, будто накамне... Порядок должен быть. Если не обрезан, значит, не жид. Жалко,конечно...

– А то, – вздохнул третий. – И жидочку було бгрустно, и людям веселее некуда...

Ох, не нравились они Спартаку, решительно не нравились, и нев ударе дело: они были из какого-то другого мира, в котором он никогда преждене бывал, со своими законами, неизвестными, но заранее отвратными...

– Панове, – сказал он, словно в холодную воду бросался,стремясь побыстрее избавиться от давящей неизвестности. – Кто вы такие, вконце-то концов, позвольте осведомиться?

– Отрекомендуемся – легче станет? – хмыкнул безымянныйтретий.

– Ясность появится, – сказал Спартак.

– От то-то, – проворчал тот. – За що ни зацепись,вам, комунякам, подавай полную ясность, як на блюдечке, без того...

– Постой, – сказал Панас. – Не будем, як дурныепсы, перегавкиваться. Хлопец тебе не кто-нибудь, хоть совдеповский, даофицер...

– Яки у них офицеры? Без погон? Я ж паментаю, у них наворотнике одна геометрия – уголки, полосочки... Разве ж то офицер – без погон ис геометрией на воротнике?

– С вострономией, – подмигнул юный Кость.

Панас терпеливо сказал:

– С астрономией – это було у австрияков, чего ты помолодости лет помнить не можешь. Но именно так и було: не на погонах гвяздки,как у Российской империи, а именно что на воротнике. А самое, я вам скажу,смешное – то, что гвяздки были шестиконцовые, в доподлинности как у жидов.Панове австрияки жидов терпеть не могли, совсем как я, а вот гвяздки отчего-тобыли шестиконцовые, даже у генералов... Вот. А у совдепов – именно чтогеометрия. Ты, хлопче, навязем говоря, кто будешь по воинскому чину?

– Да так, – сказал Спартак осторожно. – Как-тооколо того, и вообще...

– А может, он – нижний чин? – громко предположил юныйКость.

– Сомневаюсь, – сказал Панас серьезно. – Бомбовец– офицерская функция, это ж не винтовочка, какую могут навесить любомумолокососу, вот тебя хотя бы взять... Аэроплан, – он значительно поднялпалец, – принадлежность офицерская, как всякая сложная военнаямашинерия... Ну, хватит языки чесать. О чем мы серьезно начали? Ага. Хлопец, ятак подозреваю, офицер, хоть и совдеповский. А коли он не жид, то и потехи небуде. А надлежит его, согласно порядку и дисциплине, предъявить.

– Кому? – не удержался Спартак.

– Ну не чащобному ж лешему, – пожал плечамиПанас. – Наличной власти. Каковой является германское командование.

– А вы тогда кто? – тихо, серьезно спросил Спартак.

Панас так же серьезно разъяснил:

– А мы, хлопче, – панове украинская варта. Или, щобтебе було понятнее, господа жандармерия из щирых украинцев. Имеем тутдислоцироваться для пригляда за ляхами, которые есть элемент подозрительный ибезусловно относящийся к недочеловекам. Ты не смотри, что мы в цивильном – этомы запросто по утреннему времени гуляем. А для официальных надобностей и формаимеется – все честью по чести, как полагается.

Он достал тяжелый серебряный портсигар, раскрыл,приготовился было запустить туда пальцы, но в последний момент передумал,протянул раскрытый портсигар Спартаку. Третий недовольно пробурчал:

– Еще табачком голубить совдепа...

– Учись, друже, быть мыслью выше обычного холопа, –сказал Панас спокойно. – Осознавай державность картины. Хлопец – офицер,хоть и вражеский, мы тоже не быдляке хвосты крутим. Здесь потребна шановность.Да ты бери, бери, у тебя ж вон пальчики желтые, значит, смолишь...

Спартак взял сигарету и наклонился к протянутой зажигалке –красивой, блестящей, вроде бы немецкой. Затянулся от души, понимая, чтонеизвестно когда такая удача выпадет во второй раз. Сигарета была хорошая, ивесьма. Он мимоходом присмотрелся к портсигару: на крышке сверкал разноцветнымиэмалями какой-то замысловатый герб – который этому деревенскому батьке Махно нуникак не мог принадлежать. Сразу видно, что человек непростой, не сераяскотинка, но на обладателя столь заковыристого герба никак не похож...