– Вот-вот, – согласился я, – а что ужговорить о среднем человеке? А религию ведь надо навязать ему! Убедить простогочеловека. Не шибко умного. Для него ислам – это те черные, что торгуют дынямида набрасываются на наших женщин. И не убедишь, что чеченцам, узбекам и прочимнынешним сторонникам ислама, его навязали. Кому силой, кому убеждением, носовсем недавно. И если бы на Руси взяли, скажем, сейчас ислам, то это вовсе неозначает превосходство чеченцев или американских негров, в большинстве своемсейчас принимающих ислам, над нами! Но ислам не пройдет потому, что мы все векавоевали со странами, где был ислам. А значит, и воспитаны с колыбели вненависти к исламу, во вражде, в неприятии лишь за то, что его исповедуюттурки, с которыми у нас было по меньшей мере десяток русско-турецких войн,татары, с которыми воевали лет двести-триста. А наше православие для нас ценнотем нелепым, но милым сердцу доводом, что в церкви ходили наши отцы-деды.Неважно, хорошие отцы или нет, неважно и то, правы или нет, но мы их должнылюбить... что абсолютно верно, и следовать их путями... а вот это уже глупо.Дети все-таки должны быть умнее отцов, особенно дедов-прадедов, видеть дальше,понимать больше.

Я говорил и говорил, потому что политики – тоже люди, а людямнекоторые вещи кажутся незыблемыми. Если со мной уже согласились, что всего-толет сорок назад, в их школьные годы, было позором жениться не на девственнице,это скрывалось, то это не значит, что так же просто замахнутся на церковь.

– Если Америка, – продолжал я убеждающе, –раньше мечтала, чтобы коммунизм продержался в России как можно дольше, чтобыокончательно уничтожил ее соперника, могучую Россию, теперь так же страстножаждет, чтобы у нас держалось православие. Самая отсталая и недееспособная извсех церквей, самая догматичная, она к тому же просто тающая льдинка в мировомокеане! Кроме нас, да еще Украины с Белоруссией, православие сохранилось развечто в Сербии, греции, да еще на каком-то острове... у крещенных нами алеутов,но земной шар поделен между могучим католицизмом и молодым энергичным исламом.

Коган сказал с некоторым удовольствием:

– Да, православию в мире нет места.

– Место есть, – возразил я, – но сердцами недвижет, как яростный ислам! Или как даже католицизм.

Кречет вдруг нахмурился, подвигал густыми бровями:

– Полагаете, они могут тайно финансировать нашуцерковь?

– Зачем?

– Ну, как мы подкармливаем... гм... некоторые удобныедля нас партии и общества за рубежом....

– Не думаю, – ответил я, но в грудикольнуло. – Никто, как и Кречет, зря денег не тратит. Православие стоиттак незыблемо, что в США могут спать спокойно.

Прищурившись, он посмотрел остро, словно кольнул двумяножами:

– Так же непоколебимо, как стоял коммунизм?

– Если не крепче.

– И если вдруг пошатнется...

– Это будет для них такой же неожиданностью, –продолжил я, – как падение коммунизма.

Я не успел сказать опасных слов, я мог бы брякнуть, всесмотрели ожидающе и как-то подбадривающе. Возможно, даже скорее всего, это былоподбадривание опытных политиков, чтобы я наконец-то сказал такое, за что можноизгнать немедля, но Кречет насторожился, цапнул со стала пульт ДУ. Один изтелевизоров обрел звук, там откормленный телекомментатор говорил живо, срадостным подъемом:

– ...первым шагом президента был странный указ овыделении времени телевещания для... пропаганды ислама! Иначе не назовешьрешение выделить им равное время с православием. Сейчас в странезамешательство, которое неминуемо выльется во всенародное возмущение... Нашастрана исконно христианская, более того – православная, что значит –правильная, ибо как известно сами слова «правый» и «левый» несут в себе понятияправоты и неправоты. И вот в стране истинной веры президент решается дать словоисламу...

Яузов предложил:

– Уже можно возбудить дело о подстрекательстве. А покавзять под стражу, тем самым отстранив от эфира. И другим неповадно будет.Простите, Сергей Павлович, но вы что-то молчите...

Министр МВД бросил на него неприязненный взгляд:

– Разве что за ложь. Насколько я помню, было выделеноне равное время, а пропорциональное числу верующих.

Было видно, как комментатору подложили листок, он живопробежал глазами:

– Ага, так-так... Только что получено сообщение, чтоглавы различных обществ обратились в мэрию с заявкой на массовые митинги.Партия русских общин... так, общество Истинных дворян, партия «Возрождениевеликой России», движение «За святую православную Русь», партия демократов...заявки только начали поступать, оставайтесь с нами!.. Завтра предстоит жаркийдень. А неделя, судя по всему, будет еще жарче.

На экране возникла хвастливая заставка, Кречет приглушилзвук, обернулся. Лицо его было темнее грозовой тучи.

– Быстро сработали!

– Еще не вечер, – откликнулся Забайкалов.

Кречет уставился на него яростными глазами.

– Что?

– Говорю, это цветочки.

– А ягодки?

Забайкалов пренебрежительно отмахнулся:

– От этих людей неприятностей все же мало. Честноговоря, в России религия никогда не была сильна. Она как хлястик... если ктоеще помнит, что это. Можно жить с хлястиком, можно без. Мы жили с хлястиком. Ноникогда не дрались за право носить или не носить, не шли на костры, не начиналивойны... Разве что протопоп Аввакум пострадал да боярыня Морозова. Простите занелестное сравнение с Западом, но в России за все века христианства, начиная спринятия его Владимиром и до сего дня, народу от церковных распрей погибло вдесять раз меньше, чем в Париже только за одну Варфоломеевскую ночь! Я уж молчуо религиозных войнах, о семи крестовых походах... или их было больше?

Миротворец Коломиец пробормотал:

– Это ж хорошо, что у нас по религиозным мотивам непострадали!

Кречет прервал:

– Он прав. У нас кровь не лилась не от великоймудрости, а от равнодушия. Вы хотите сказать, что пошумят да перестанут?

Забайкалов удивился:

– Разве я не сказал? Опасность вижу не из России, аиз-за кордонов.

– Не восточных, надеюсь?

Забайкалов пожал плечами:

– Восток – больше ваша проблема. А на Западе зашуршаткрыльями... Думаю, уже завтра начну получать осторожненькие запросы изапросики.

Кречет прищурился:

– Отвечать готовы?

– Ну, это привычно: наше внутреннее дело. Мол, пошли вывсе... Я министр и джентльмен, потому не могу указать куда, но вы не то и недругое, знаете куда, так что идите, идите, идите... Правда, надо будеторганизовать неофициальный прием, на котором проговорюсь спьяну, что это нашответ на их продвижение НАТО, и что вы готовы идти до конца...