Кречет насторожился:

– До какого конца?

Забайкалов не отвел взгляда. Лицо было спокойное, чересчурспокойное, даже сонное, глаз не видно из-под тяжелых набрякших век, но это былолицо старого дремлющего льва:

– Так надо будет ответить. Нас не обязывает ни к чему,но звучит предостерегающе.

– Да, – заметил Кречет ядовито, – вот уже нашфутуролог ежится.

– А где определим конец, – закончил Забайкалов также невозмутимо, – это не их собачье дело. Пока.

В комнате повисла напряженная тишина. Забайкалов не прост,мелькнуло у меня тревожное. Он умеет просчитывать на много ходов вперед. А таккак человек не только умный, но и поживший на свете, повидавший мир, он трезвосмотрит на все политические системы, на все религии, на якобы незыблемые устои.Единственный из всех собравшихся, он мог просчитать до какого конца готов идтигенерал, ставший президентом.

Он сказал «определим», этим словом как бы оставаясь вкоманде Кречета, в нашей команде, до этого конца. Но кто тогда работает противКречета?

Не скажу, что неделя была сумасшедшей, но то, что даже нераскрыл ноут-бук, говорило о многом. Домой я приползал, едва волоча ноги.

Зачем-то Кречет записал меня на светский раут в честьсколькотолетия Сикстинской капеллы, это было в субботу, я день отсыпался послежуткой недели, а вечером отправился на раут, что для меня выглядело той жеработой.

Он не был чем-то неожиданным для меня, как предположилКречет. В молодости, когда все интересно и во внешнем мире, я побывал наприемах в посольствах, так тогда назывались эти рауты. В большой комнате настолах стояли тарелочки с их едой, официанты разносили на подносах фужеры свином и шампанским, после чего мы медленно и важно шли в другой зал, гдесмотрели новый фильм. После фильма чуть более обильная еда, обменвпечатлениями, а потом всю жизнь можно горделиво рассказывать, что вот побывална приеме, смотрел такой-то фильм, замечательный, как жаль, что наша страна некупит, очень уж не те актеры, не та тема, все замечательно, присутствовалитакие-то и такие-то...

Мне, молодому провинциалу, было интересно на первых двух, нона третьем заскучал, а от четвертого отказался. Жизнь и имитацию под нееразличать умел от рождения.

Если что и меняется в мире, то не светские рауты. Здесьважна традиция. Мне вложили в ладонь неизменный бокал с шампанским, но я,вместо того, чтобы стоять и чинно отхлебывать целый час, осушил залпом,поставил на ближайший стол и пошел смотреть картины. Вся стена увешана, но неназовешь краденными, ибо когда крадет не отдельный человек, а правительство, тодля таких деяний есть более благозвучные определения. Среди картин мастеров,несомненно мастеров, одна картина привлекла внимание: исключительно красиваяженщина стояла у окна, солнечные лучи слегка пронизывали ее пышную одежду, тамугадывались очертания красивого сильного тела. Картина несомненно старая, нохудожник явно рисковал быть побитым за слишком смелый рисунок.

– Прекрасная подборка, – прозвучал за спинойнегромкий женский голос, богатый оттенками. – Собирал человек со вкусом.

За спиной в двух шагах стояла элегантная женщина, в платье срискованным даже для раута вырезом, глаза ее смеялись. У нее были красивовскинутые и удлиненные брови, широко расставленные глаза, но скулы горделивоприподняты, а пухлые губы раздвинулись, показывая ровные безукоризненные зубы.У меня от ушей до пяток пробежал странный озноб, женщина была поразительнопохожа на ту, что на картине.

– У него были все возможности, – согласился я.

– Меня зовут Стелла Волконская, – назвалась она, исразу стало видно, что она сторонница европейской системы, ибо в России,спохватившись, свое имя называют уже в постели, да и то потом, когда вернетсядыхание. – Здесь уютнее, чем во многих подобных домах.

– Согласен, – поспешил ответить я. – Менязовут Виктор Александрович Никольский, но для друзей, президента иисключительно красивых женщин – Виктор.

По моим глазам она прочла, что ее отношу не просто кисключительно красивым женщинам, а потрясающе исключительно красивым, ее пухлыегубы раздвинулись еще шире, лицо осветилось, а в глазах заблистали веселыеогоньки. Мой намек, что знаком с президентом, похоже, пропустила мимо своихочаровательных розовых ушей.

– Виктор, – сказала она все тем же голосом, вкотором были и властность прирожденной аристократки, и женская нежность, инекоторый интерес ко мне, – вы не похожи на этих... остальных. Всенастолько озабочены, чтобы не потерять лицо, не урониться, не оступиться, чтомне их всех жалко.

– Я не чиновник, – ответил я беспечно.

– Вы не служите?

– В мое время отвечали: служат собачки, – ответиля горделиво, – но сейчас я в самом деле участвую в одном правительственномпроекте. Так что, можно сказать, служу. Но, в отличие от чиновников, я незапаникую, потеряв работу... э-э, службу. У меня есть научные работы мировогокласса, а не только умение носить за хозяином в зубах тапочки... Простите, япросто поражен сходством! Вот эта женщина на картине...

Она скользнула по стене небрежным взглядом:

– Эта?.. Моя прабабушка. Княгиня Волконская. Из родарюриковичей, а также в родстве с Гедиминами, Романовыми и даже – ну не смешноли? – с Чингисханом.

Я поперхнулся:

– Ого!

– Понравилась?

– Исключительно красивая, – сказал я свосторгом. – И как похожа на вас!

– Это я похожа, – поправила она со смехом. –Но я слышала от родителей, что ее красота все же уступала ее уму и знаниям. Онабыла очень образованна... Да что мы о предках? Мне гораздо интереснее встретитьна таком приеме человека, который отличается от всех так резко. И не стараетсябыть одним из толпы.

– Разве это достоинство?

Ее красивые брови взлетели еще выше. Удивительные глазазаблистали уже как две звезды, на нежных щеках выступил восхитительный румянец:

– В толпе безопаснее. Но сильные всегда вне толпы. Явижу, что сегодняшний день не потерян. Я встретила такого удивительногочеловека!

Правильно, отметил я. Достаточно любому мужчине четыре разав день говорить эту фразу, и он твой, можно одевать поводок.

Чувствуя, как моя грудь выпячивается и становится вдвоешире, я довольно согласился:

– Да, я тоже здесь скучаю. Мои интересы не совсемсовпадают с интересами чиновников.

Она весело рассмеялась:

– Лучше сказать, совсем не совпадают!.. Ой, что этовокруг так опустело? А, уже приглашают в зал! Пойдемте, а то будем пробиратьсяв темноте...

Я оттопырил локоть, она сунула узкую аристократическуюладонь, и мы пошли по направлению к залу. От Стеллы вкусно пахло духами, нестоль возбуждающими или откровенно сексуальными, а как от чисто вымытого щенка,вызывая желание схватить на руки, мять и тискать, щупать лапы, заглядывать вуши, целовать в морду.