Посмотрев представление в зелёном театре, Томас не пошёл домой, как обещал родителям. Он немного побродил по парку и направился к тиру, сотрудник которого Петер Тёрнквист попросил купить ему хот-дог. За услугу мальчик получил несколько жетонов и, вернувшись, немного пострелял.

Когда Томас покидал парк, было уже довольно поздно. Дома он обещал быть ещё час назад, но жить ему оставалось всего несколько минут. Отец ребёнка Улле Блумгрен и мать Берта уже начали волноваться и отправились на поиски сына. В половине второго Улле позвонил в полицию, начались тщательные поиски с прочёсыванием местности, но мальчика так и не нашли.

Настала Троица. В половине одиннадцатого охранник Эрик Андерссон вышел забрать мешок лука из сарая зятя на улице Дакевеген, 21. Открыв дверь, он обнаружил брошенное среди велосипедов и инструментов безжизненное тело ребёнка. Одежда мальчика была измята, пояс расстёгнут, пуговица на брюках вырвана. Лицо было в крови. Судя по всему, Томас Блумгрен стал жертвой жестокого акта насилия, повлёкшего за собой смерть.

По возвращении Томаса Квика из Стокгольма в журнале Челя Перссона появляется пометка: его пациент «совершил настоящий прыжок во времени», к нему «вернулись все воспоминания». Если прежде Квик не мог точно сказать, в каком городе произошло убийство, то сейчас он вдруг начал сообщать поразительные детали преступления в Векшё в 1964 году.

В понедельник 27 сентября 1993 года в Сэтерскую клинику приезжает Пенттинен.

— Давайте начнём с хронологии, — предлагает Пенттинен, — Вы можете уточнить, в каком именно году произошло это событие?

— В шестьдесят четвёртом, — мгновенно отвечает Квик.

— Вы в этом уверены?

— Да.

— Вы можете связать это происшествие с каким-то другим событием?

Квик говорит, что отправной точкой служит весна 1963-го.

— Некоторые знаки, — добавляет сидящий рядом Чель Перссон.

— Да, — отвечает Квик.

— Не думаю, что есть необходимость вдаваться в детали… это не имеет никакого отношения к преступлению в Смоланде, — продолжает Перссон. — Это скорее связано с событиями личного характера.

Чель Перссон намекает на домогательства отца, последнее из которых произошло в лесу в 1963 году, о чём Квик рассказал на сеансах терапии. Убийство Томаса Блумгрена — это перенос собственных переживаний Стуре. Во всяком случае, именно такого мнения придерживаются в Сэтерской лечебнице. Между сценой в лесу и трагедией в Векшё, как позже признался Квик, был «всего один большой шаг».

Это случилось поздней весной: по словам Квика, в его памяти всплывали «сирень и черёмуха».

Сеппо Пенттинен и сам читал материалы предварительного расследования убийства Томаса Блумгрена. В Народном парке свидетели видели мальчика с причёской «под Битлз».

— В те времена была такая мода, многие носили причёски, как у битлов, — говорит Пенттинен. — Вам когда-нибудь нравились такие длинные волосы?

Нет, Квику такое не по душе.

— А нет ли у вас фотографий того времени?

Этого Квик не знает.

— Может быть, с конфирмации или ещё какой-то церемонии? Помню, мы были у вашей сестры и смотрели фотографии, но не знаю, того ли они были периода.

— Я тоже не знаю, — обрывает его Квик.

Ему больше хочется рассказать о танцплощадке и киоске с лотерейными билетиками, что стоял в парке. Всё предельно точно! Но название места ему по-прежнему нелегко произносить.

— Могу только сказать, что это был город в Смоланде, и его название начиналось на «В», — заверяет он.

— Пожалуй, нет никаких сомнений в том, что вы имеете в виду Векшё?

Квик кивает.

На допросе 1 марта Квик заявляет, что убийство произошло в Альвесте или Юнгане. Чель Перссон спешит растолковать Пенттинену: неверное название города появилось потому, что слово «Векшё» вызывает у Квика мучительные воспоминания:

— В какой-то степени он пытается сделать вид, что всего этого никогда не происходило, — объясняет он. — Здесь работают те же механизмы, что и в случаях, когда Квик показывает неверную дорогу. Он просто не осмеливается сказать прямо, о чём речь.

Пенттинен прерывает психологические рассуждения и спрашивает Квика, как он добрался до Векшё, ведь ему было всего четырнадцать, да и жил он в Корснэсе недалеко от Фалуна, в 550 километрах от места преступления.

— На машине, — отвечает он.

— С кем? — удивляется Пенттинен.

— Не хочу называть имя.

На допросе 1 марта Квик рассказывал, что ездил туда с солдатом Армии спасения Сикстеном Элиассом на его автомобиле «Боргвард Изабелла». Теперь же Квик заявляет, что ни сейчас, ни в будущем не намерен раскрывать имя своего спутника. И объяснять причины своего молчания он также не собирается.

Вместо этого он обращает внимание на то, как пришёл в Народный парк и увидел мальчика, стоящего у палатки, где можно было то ли стрелять, то ли бросать дротики.

Чель Перссон недоволен. Он рассказывает Пенттинену о терапевтических беседах. На них воспоминания проступают столь отчётливо, что у врача возникает ощущение, будто Квик заново переживает случившееся. Он помнит все реплики, чувства, запахи.

— Он будто бы находится под гипнозом и совершает путешествие во времени, — заверяет Перссон.

В отличие от допросов с Пенттиненом, на терапевтических сеансах возникало некое ощущение присутствия. По мнению врача, это связано с самой формой проведения допроса, подразумевающей метод «вопрос-ответ». Перссон поясняет:

— Я отпускаю его, даю ему высказаться. А потом просто слушаю и слежу за ходом его мыслей. Разумеется, это вызывает сильные эмоции.

— А можно ли прийти к подобному состоянию, когда мы вчетвером сидим за этим столом? — интересуется Пенттинен.

— Нет, нельзя, — отвечает Квик.

— Это невозможно, — подтверждает Чель.

— Что ж, тогда будем продолжать, как раньше, — разочарованно вздыхает Пенттинен.

Но Чель Перссон не сдаётся:

— Мне кажется, он всё-таки может подробно рассказать о том, что тогда произошло, — Перссон поворачивается к Квику и намекает: — Когда вы путешествовали во времени…

Пенттинен спрашивает, так ли это.

— Да, именно этим мы и занимаемся, — подтверждает Квик.

И Квик начинает рассказывать о Томасе. Он был совсем маленьким, всего на голову ниже, чем он сам, краснощёкий и в нейлоновом пальто. Когда Томас выходит из Народного парка, Стуре просит мистического шофёра следовать за мальчиком.

Они нагоняют ребёнка, и водитель хватает его за руки. Стуре наваливается сзади, правой рукой зажимает Томасу нос и рот. У того начинает идти носом кровь, и вскоре он теряет сознание.

Водитель изумляется жестокости и бежит за машиной.

— Я беру его на руки и несу к этому сараю, оставляю его там и закрываю дверь. Потом подъезжает машина, и мы уезжаем оттуда.

По пути спутник Стуре неустанно повторяет:

— Этого не было. Этого не было…

Поразительно, насколько подробно Квик описал преступление, совершённое двадцать девять лет назад. Всё настолько совпадало с известными полиции фактами, что Сеппо Пенттинен