Меня даже передернуло от какого-то странного, сроднибрезгливости, чувства, когда я представил себе эту картину. Я не сталнапоминать Стасу, кто вообще всю эту историю затеял, а сказал главное:

— Все было предначертано, Стас. Мы не могли себя вестипо-другому.

— Типичный фатализм сфинксов, — передразнил онменя. — Ладно, поперли.

Мы-прежние уже исчезли из нашего поля зрения. Нужно былоспешить. Мы подбежали к окну, я подсадил Стаса, а потом он, забравшись, подалсверху руку и помог залезть мне.

Первым же шагом в темной комнате я угодил ногой в мягкое итеплое. «Кошка!» — понял я. Но было поздно. Ночную тишину вдребезги разбилдикий вопль: «Мя-а-ау!!!» Кошка орала, как рассерженный сфинкс. И ее острыекоготки безжалостно вонзились мне в ногу.

В панике я отскочил в сторону, наткнулся на стул, и мы (я истул) с грохотом полетели на пол. Похоже, и Стас потерял навыки существования вмире, изобилующем кошками; только я упал, как из другого угла комнаты раздалсяочередной возмущенно-истерический кошачий крик — явно крик существа, на котороенаступили.

Вновь воцарилась тишина, и я, на четвереньках подползая ккровати, услышал, как сначала заворочались, а потом заговорили в спальне застеной.

— Стас! — зашипел я. — Быстрее ложимся,сейчас сюда папа придет. Чтобы разобраться.

— У меня пульт выпал, — прошипел он в ответ.

— Какой пульт?!

— Какой-какой! От оживителя!

Я уже раздевался, сидя на постели, а этот балбес все ползалпо полу.

— На фига он тебе нужен? — возмутился я. —Браслетов-то нет!

— На память, — отрезал он.

За стенкой заскрипела кровать. Это папа или мамаподнимаются, чтобы выяснить, что у нас за шум.

— Стас! — заорал я уже почти в голос. — Идут!Потом найдешь! Ложись!

Здравый смысл победил, и мой чокнутый братец в один мигвзгромоздился на верхний ярус. Еще через мгновение его одежда полетела вниз. Аспустя еще миг дверь отворилась и в светлом проеме возник папин силуэт.

Ох и соскучился же я по нему! А приходится делать вид, чтосплю. Обидно.

— Что тут у вас происходит? — спросил он сонно.

Мы спали. Но через щелки в прищуренных глазах внимательно заним наблюдали.

Он подошел к письменному столу и включил настольную лампу.Узел из скомканной одежды Стаса угодил как раз на стол. Наверное, папа хотелсложить одежду как следует, но, взяв рубашку, оторопело на нее уставился. Да.Она прошла огонь и воду, побывала в лапах сфинксов, в темнице фараона, вариласьв масле… Лохмотья. А ведь папа-то ее на Стасе только что, за ужином, видел —новенькую и чистенькую.

Брезгливо, двумя пальцами, папа поднял над столом шорты.Оглядел и положил обратно. Затем осмотрелся и поднял что-то с пола. Я узнал это«что-то»: пульт оживителя. Папа задумчиво пощелкал выключателем туда-сюда исунул приборчик в карман Стасовых шортов. Потом шагнул к кровати, взял сперекладины на спинке мою одежду и, так же морщась, оглядел и ее. Боюсь, еесостояние папу не успокоило. Он внимательно посмотрел мне в лицо. И я, невыдержав, широко открыл глаза.

— Так, — сказал папа. — Выкладывайте. Толькочестно. Чтобы стыдно не было.

— Папа, — сказал я, — там, в музее, в глыбе,не корабль пришельцев, а машина времени.

— Интересная гипотеза, — согласился он, даже неудивившись тому, откуда я вообще знаю про глыбу. — Но к тому, что высотворили со своей одеждой, это отношения не имеет. Не темни.

Ну сами подумайте, как я мог рассказать ему все, что с намипроизошло, да так, чтобы он поверил. Мы ведь только что все вместе сидели застолом…

Вмешался Стас:

— Просто мы с Костей поспорили, у кого быстрее одеждаизносится. Я выиграл.

Придумать что-нибудь глупее, по-моему, было трудно. Папа этотоже заметил.

— Версия не проходит ввиду несостоятельности, —сказал он. — Следующий?

— Мы в футбол играли, — неуверенно сказаля. — На пустыре. Сразу после ужина вылезли в окно и играли. А сейчасобратно залезли.

— И на кошку наступили, — поддержал меня Стас.

— Уже лучше, — сказал папа. — Только темноочень. Вы что — на ощупь играли?

— По запаху, — сказал Стас, и глаза егоокруглились. — Мы мяч чесноком намазали.

Я испуганно глянул на брата. Крыша у него явно съезжала. Отпереживаний. Но папа, похоже, вошел в азарт и решил, что Стас удачно пошутил.Просмеявшись, он сказал:

— Ладно, принимается как запасной вариант. Теперьдавайте что-нибудь поправдоподобнее. Чтобы я поверил.

Мы беспомощно переглянулись.

— Может быть, тебе все это снится? — нерешительнопредложил Стас.

— Точно! — обрадовался папа. — Вот это —хорошо. Но если все это мне снится, да так реалистично, то на это можно необращать внимания. Как будто все на самом деле. А раз так, вы все равно должнымне правдоподобно объяснить, что случилось с вашей одеждой. Правильно?

Мне положительно надоел этот урок шизофрении. Пожалуй, нашправдивый рассказ будет выглядеть сейчас не более сумасшедшим, чем весь этотразговор.

— Все, — сказал я, — хватит. Дело, значит,было так. — И начал торопливо рассказывать: — Сначала мы со Стасомслучайно услышали, как ты объяснял маме про глыбу. Потом мы вылезли в окно,проникли в музей и забрались в капсулу, которая была в этой глыбе. Там еще былсеребряный сфинкс, но он выпал. А капсула называется «хроноскаф». И на ней мыотправились в будущее. Но там ее уничтожила хронопатрульная служба. Поэтомуобратно нас вернули сфинксы — на своей капсуле. На самом деле это одна и та жекапсула…

— Стоп-стоп-стоп, — сказал папа и озабоченнопотрогал мне лоб ладонью.

— Папа, он не перегрелся, — заступился за меняСтас, — но он еще не рассказал про Древний Египет. Меня там сварили вкотле, но Костя меня оживил, и мы со сфинксом полетели в Ташкент…

Вид у папы стал совсем несчастным.

— Я всегда знал, что этот древнеегипетский до добра недоведет, — печально сказал он, а затем продолжил нарочито спокойнымголосом: — Лежите смирно, а я пока вызову «скорую». Только не вставайте! Чтобыхуже не стало.

— Влипли, — сказал Стас мрачно, когда папавыскочил из комнаты. — В Департаменте нас в плену держали, сфинксы наспохищали, египтяне нас казнить хотели, теперь только в психушку лечь, и тогдауже будет полный букет.