— Лично я в психушку не собираюсь.

— Я тоже. Но что делать? — Он растерянно глянул наменя.

— Давай станем нормальными, — предложил я.

— Не, не выйдет. Потому что тебе уже и пытаться безтолку, а я и так нормальный.

— Кончай острить, каракуц бесхвостый, — разозлилсяя. — Нашел время. Давай будем делать вид, что ничего не было — ни Венеры,ни Египта. Тогда никто не подумает, что мы сумасшедшие.

В этот момент в коридоре раздался звонок телефона. Странно:это папа должен был звонить, а не наоборот. К тому же время позднее.

Но мои мысли перебил Стас:

— А как мы папе с мамой про одежду объясним?

— А никак. Будем говорить, что мы ее еще днем испачкалии порвали, а за ужином они этого не заметили. В такое поверить все-таки легче.

— И что, никому никогда ничего не рассказывать?

— Думаю, да.

— Потому что нам никто не поверит?

— Никто.

— Никто и никогда?

— Соседи по палате в психушке поверят! —разозлился я.

Стас замолчал. Но ненадолго.

— Да, ты прав, — кивнул он обреченно.

И тут в комнату ворвался папа. Сев на стул, он обалделопосмотрел на нас.

— Звонили из музея, — сказал он. — Сторож. Онуслышал шум в запаснике. Спустился туда, а глыбы нет. А на ее месте лежитсеребряный сфинкс. Выходит, все, что вы тут несли, — не бред? Выходит,ваша одежда состарилась? Точно? — Он переводил испытующий взгляд с меня наСтаса. Как же все-таки здорово, что папа у нас такой прогрессивный.

— Ну, чего молчите?

— Костя, — посмотрел на меня Стас, крыша укоторого продолжала активно ехать. — Костя, ау нипа, ламабай ля-ля?[30]

— Молчи, если хочешь, — огрызнулся я по-русски. Ипринялся заново все рассказывать папе. Только подробнее и понятнее.

в которой папа бросает бумеранги, а невеста сводит счеты сженихом

Когда я закончил, папа долго сидел, обхватив голову руками.Потом сказал:

— Хорошо, что о вас заботились, чтобы беды не вышло.Хорошо.

Стас осторожно спросил:

— Так ты нам веришь, пап?

— Верю, — торжественно сказал папа. — Нобольше никто не поверит. Даже мама. Доказательств-то нет, машина времениулетела…

— А Шидла?

— Что?

— Ну, сфинкс наш. Он ведь живой… ну, не совсем живой,но и не совсем мертвый. Он в музее лежит.

Папа подскочил и испустил сдавленный вопль. Потом ловкометнул в Стаса его одежду, а в меня — мою.

— Бежим в музей, чтобы быстрее сфинкса увидеть, чтобыпервооткрывателями стать. В окно лезем, чтобы мама не услышала, чтобы объяснятьне пришлось… — Папа набрал полную грудь воздуха и торжественно закончил: —Чтобы не задерживаться!

В таком состоянии папа для споров не приспособлен. Мы соСтасом быстро надели свои обноски и вслед за ним выпрыгнули в окно. Папа стоялна тротуаре, приплясывая от нетерпения. На нем были лишь штаны от трико,пузырящиеся на коленях, и тапочки на босу ногу. Но это его не смущало.

— Бежим, — велел папа, и мы побежали. Нами овладелазарт: здорово все-таки будет вновь увидеть Шидлу, пусть и в засушенномсостоянии.

— А ключ от музея у нас, — похвастался я. —Вот. Можно сторожа не беспокоить, через служебный ход пройти.

— Знаю, что у вас, — на бегу ответил папа. —Как бы вы иначе в музей попали. Думаете, папа у вас совсем дурак?

Папа по-детски подпрыгнул на бегу и торжествующе закончил:

— Нетушки! Не совсем!

Дальше мы бежали молча. Войдя в музей, папа сразу защелкалвыключателем, но свет не горел.

— Наверное, из-за старта машины времени все пробкиперегорели, — предположил Стас.

— Возможно-возможно, — рассеянно сказал папа. Ондвинулся в темноту, а мы пошли следом, ориентируясь по его шагам. Но папа пошелне в египетский зал, а в зал девятнадцатого века. Там он снял с экспозициикеросиновую лампу, быстрым шагом направился в свой зал доисторического периодаи вытащил из шкафа графин с маслянистой жидкостью. Мы знали, что на графиненаписано: «Нефть».

— Нефть, нефть… — раздраженно сказал папа. —Где я им нефть найду? У нас не Баку и не Уренгой. Керосин тут… Но это дажехорошо.

Быстро заправив лампу, папа с поразительной ловкостью высекискру кремнем и куском железного колчедана, лежавшими под табличкой: «Огонь —друг первобытного человека».

Когда стало светло, мы с облегчением вздохнули. Все-таки втемноте как-то неуютно. Тем более что у меня вдруг возникло гнетущеепредчувствие. Что-то мы забыли. Что?

— Костя, а чего мы забыли? — вдруг спросил Стас. Ядаже не удивился и просто пожал плечами.

Вслед за папой мы спустились в запасник. И сразу же увиделисреди каменных обломков бедного сфинкса, валявшегося лапами кверху.

Поставив керосиновую лампу на пол, папа присел возле Шидлы.Бережно перевернул его в нормальное положение, отряхнул пыль и каменноекрошево.

— Видели бы сфинксы, как бережно люди к нимотносятся! — с гордостью сказал мне Стас. Я кивнул.

— Наконец-то, — прошептал папа. — Так вот тыкакой, инопланетянин!

— Это не ино… — пискнул было Стас. И замолчал.Действительно, Шидла ведь был не только пришельцем из будущего, но иинопланетянином! Сбылась папина мечта!

Минуту мы стояли в тишине, пока папа ощупывал, обнюхивал иосматривал Шидлу. Потом он повернулся к нам и виновато спросил:

— Исследовать вы его не дадите, да?

— Не дадим! — хором ответили мы. Потом я пояснил:

— Он ведь живой! Он в будущем оживет!

А Стас укоризненно добавил:

— Шидла нам жизнь спас, папа! И домой помог вернуться!

Тяжело вздохнув, папа поднялся, окинул взглядом зал. Откеросинки по стенам бегали причудливые тени.

— Полиглоты, зачем оружие-то со стен сняли? —укоризненно спросил папа. — Только не говорите, что это не вы — не поверю!