Медведь страшно заинтересовался похождениями Беседкина ипотребовал от Лаймы и Корнеева подробного рассказа обо всем, что случилось вдень несостоявшейся свадьбы. Они честно поведали ему всю историю, и Корнеевнапоследок заметил:

– Надеюсь, он сюда приехал не для того, чтобызаминировать институт.

– Да ведь у него работа такая – инспектироватьстройки, – пояснила Лайма. – Только он раньше все время в Москвеобретался. Как он оказался в Чисторецке – загадка! Неужели из-за меня?!

– Он не мог пронюхать, что ты здесь, – покачалголовой Корнеев. – Скорее всего, это случайность. Сейчас главное – чтобыон тебя не увидел. Иначе вся наша работа пойдет кувырком. Мы будем не гонятьсяза террористами, а скрываться от Беседкина.

– Господи, почему мне так не повезло?! Прежде всеотвергнутые мужчины ограничивались одной сценой ревности, а потом уходилинавсегда.

– Да, Беседкин – это явная аномалия, – заметилКорнеев. – Бывают такие «вечные поклонники», которых можно извести толькокак глистов – с помощью химических препаратов.

– Дать ему по башке, и дело с концом, – предложилМедведь.

– Нет, не годится, – покачал головойКорнеев. – Этот тип ужасно шумный. Лучше его не провоцировать.

– Ты прав, – вздохнула Лайма. – Хорошо,принимаем к сведению еще одно неприятное для нас обстоятельство. Теперь – оплане мероприятий на сегодня. В четыре часа дня мы с вами должны выйти на сценуЛетнего театра как трио «Заводные матрешки». Репетиция, как вы помните, вышлапровальной, поэтому единственная надежда на удачный экспромт. Короче говоря,что будет, то и будет.

– Каждый экспромт, как говорят умные люди, должен бытьхорошо подготовлен, – назидательно заметил Корнеев.

– Ну мы же пилу купили! – горячо возразила Лайма.

– Есть еще одно осложнение, – хмуро заметилМедведь.

Товарищи уставились на него с опаской.

– Я знаю, что милиция посылает оперативников нафестиваль – потолкаться среди людей, понаблюдать. Те три типа, которые ночьюпрыгали через забор, навели следователя на мысль об иностранцах. Так вот, этисамые оперативники меня могут опознать и припереть к стенке. Ну сами подумайте– две разные фамилии, два разных места жительства. А Тагиров велел к нему попустякам не соваться…

– Он всегда велит одно и то же, – с досадойсказала Лайма. – Ты у нас получился не двойным, а тройным агентом. И японятия не имею, что теперь делать.

– Выходит, зря мы у твоей косоворотки стоечкураспарывали, – посетовал Корнеев. – Все равно тебя в натуральном видена сцену выпускать нельзя. Может быть, приделать тебе большую бороду с усами?

– В Чисторецке нет ни одного театрального магазина, яуже выясняла, – заметила Лайма. – Где мы бороду возьмем? А разъезжатьпо окрестным населенным пунктам у нас времени нет.

– Зато у нас есть опыт выступления на театральнойсцене, – напомнил Корнеев. – Мы тогда воспользовались хорошимприемом.

– Стриптиз показывали, – фыркнула Лайма.

– Когда мужчина голый, никто не обращает внимания наего лицо, – назидательно сказал Корнеев.

– Голый я не пойду, – покраснел Медведь. –Там среди оперативников есть одна женщина… С косой…

– Женщины с косой! – воскликнул Корнеев спритворным ужасом. – Иван, тебе не рано с ней встречаться? Слушайте, естьодна идея. Конечно, о нас могут подумать, что мы слегка того… Но тем не менееИвана мы точно замаскируем.

Когда он изложил эту свою идею, Лайма с Медведем изумленнопереглянулись.

– Уж такой-то костюмчик летом в Чисторецке мы отыщемточно! – радовался Корнеев.

– Хорошо, – сказала Лайма. – Если Ивансогласен…

– А что ему еще остается делать? Конечно, он согласен.

Иван обреченно кивнул, и Лайма посчитала вопрос решенным, атему закрытой.

– И не забудьте: сразу после концерта нам надоотправляться во владения Шаткова. Пора понять, чем занимается на чисторецкойземле этот господин.

– И за Мельченко мы хотели следить, – зевнулМедведь. – Возможно, его жизнь тоже в опасности.

– Как же следить, если он целыми днями наработе? – выразил общую досаду Корнеев.

– Кстати, Полянского это не спасло, – печальнозаметил Медведь. – Погиб прямо в охраняемом здании института.

– Говорил же я – давай насажаем «жучков». Можносканировать телефонные разговоры, почту читать, порыться в компьютерах. Уверен– много чего всплывет. Вот мы бы сейчас и про Полянского уже что-нибудь знали.

– Без этого теперь не обойтись, – согласиласьЛайма. – Только одно не исключает другого. Мельченко домой ходит, как мывидели, пешком. Опять же в выходные дни он чем-то занимается, с кем-товстречается, где-то проводит время, отдыхает. И главное: уважаемый ГригорийБорисович – член жюри фестиваля. То есть всю неделю будет торчать не винституте, а в Летнем театре и его окрестностях, на официальных мероприятиях.Подумай, с какой стороны лучше его зацепить.

– Уже думаю! – Корнеев так обрадовался возможностизаняться любимым делом, что мгновенно ожил и расцвел. Он, кажется, ужепредставлял, как будет рассекать волны в безбрежном море получаемой незаконнымпутем информации. – Справедливости ради напомню, что на мне еще наблюдениеза музыкантами. Я должен террористов выявить.

– Как ты их выявляешь, мы теперь знаем, – обиженнозаметил Медведь. – Мне нравится такой метод, я даже готов поменяться стобой ролями.

– Мой метод основан на глубоком и мгновенном анализевнезапно возникающих ситуаций, – быстро сказал Корнеев. – А менятьсяролями с тобой я не имею права. Согласись, разве я смогу заменить тебя в случаенападения каких-нибудь гадов? Пусть уж лучше каждый будет на своем месте.

Лайма прикрыла глаза. Сказать по правде, она считала, что ееместо – в Москве, в благоустроенной квартире, находящейся в доме возлетенистого парка с прудиком посредине. Вспомнила Травина, который собиралсяувезти ее в путешествие по Европе, и стиснула зубы. Зубы хрустнули, и Корнеев сМедведем мгновенно подобрались.

– Вольно, – устало сказала Лайма. – Один идетспать, другой отправляется искать Мельченко. А я пока поколдую над костюмом дляИвана.

Летний театр был забит зрителями до отказа. Мероприятиятакого уровня проходили в городе редко, поэтому повышенный интерес к немуместных жителей был вполне объясним. Выступающих встречали и провожалигромовыми аплодисментами, вне зависимости от уровня исполнительского мастерстваи музыкальных предпочтений. В общем, атмосфера в зале царила самая доброжелательная.

– Может, ничего? – вдруг севшим от волненияголосом спросила Лайма. – Может, проскочим?