Кирилл лег на спину. Но тут же со стоном повернулся на бок: разодранная хлыстом спина саднила и болела, раны кровоточили. Но не это сейчас больше беспокоило Кирилла. И даже не потеря квартиры и машины, не говоря уже о реальной угрозе его жизни. Он со стоном закрыл глаза: все его естество требовало удовлетворения чувства мести, возмездия за причиненные ему страдания.

Как посмела она так обойтись с ним! Ведь он, Кирилл, особенный. И любая женщина способна потерять из-за него голову, если она у нее, конечно, имеется. «Имеем — не храним, потерявши — плачем». Мила горько пожалеет о том, что выгнала его. Вот ненормальная: сама толкает его в объятия своей соперницы!

При воспоминании о Кате Кириллу вдруг что-то подкатило к горлу, горькое и мерзкое. Нет, пожалуй, Катя ему уже не нужна. Насытился ее образом вдоволь. Теперь она будет являться к нему разве что в жутких сновидениях. Истинная собака на сене эта Мила: и сама не съела, и Катю голодной оставила. Стерва, сучка меркантильная! Нет, никогда он ей этого не простит. Все равно уничтожит, чем бы это ему ни грозило! Не получилось сегодня — расправится с ней завтра.

От этой мысли Кириллу полегчало, и он тут же представил себе всевозможные способы убийства самой ненавистной на всем белом свете женщины. Рисуя одну из жутчайших кровавых версий, Кирилл услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ. Он не шелохнулся. Только в самом дальнем уголке сознания вдруг почувствовал неизвестно откуда взявшуюся и слабо теплящуюся надежду на благоприятный для себя исход событий.

Все-таки великая это вещь — надежда! Что бы ни случилось, какие бы беды на человека ни обрушились — лишь чуть затеплится на горизонте, слегка поманит туманными обещаниями, и все вокруг сразу меняется, и снова хочется жить.

Кирилл резко обернулся и увидел в проеме двери домработницу Настю. Он разочарованно отвернулся, на глазах выступили слезы. Да, он плакал. Плакал, как ребенок, которого обидели, отобрали вожделенную конфетку, лишив его сладкой радости и сделав эту ощутимую, казалось бы, на вкус радость такой недоступной.

— Ах, Кирилл Леонидович, миленький, что эта гадина с вами сделала! — услышал он взволнованный голос входящей в комнату Насти.

«Что она со мной сделала? — вяло думал Кирилл. — Да ничего особенного. С ее точки зрения. Просто растоптала. А потом в душу наплевала».

— Вам же, наверное, очень больно, такая рана на спине. — Настя приблизилась к кровати, и Кирилл ощутил ее нежные прикосновения. — Как вы только терпите эту боль? Нужно немедленно промыть раны, сделать перевязку. Я сейчас быстренько все сделаю, — лепетала Настя, осторожно, лишь кончиками пальцев поглаживая неповрежденные участки тела.

Кирилл почувствовал, как по спине побежали мурашки, и в низу живота усилилась боль. А Настя, как завороженная, притягиваемая великолепием его прекрасного тела, опустилась возле кровати на колени и стала губами осторожно касаться стройных прекрасных ног, изящной мускулистой спины. Она уже забыла о его ранах, о его боли. Вся ее чувственность сконцентрировалась в одном месте — в губах. Потому что только губами она могла прикасаться к своему кумиру — предмету восхищения и преклонения.

— Она не смеет так обращаться с вами, она не смеет! — шептала Настя, как в бреду. — Я ей не позволю. Она не смеет. Вы — мой рай, мое блаженство. Вы — моя боль и моя жизнь! Только не гоните меня прочь. Я — ваша раба навеки. Я — ваша преданная собака. Я — ваше оружие против любого врага. Я — ваша месть… Что вы хотите, чтобы я с ней сделала? Убила? Я это сделаю! Только прикажите. Я вас так люблю, что готова за вас умереть!

Кирилл даже дышать перестал. То, что говорила Настя, не входило ни в какие рамки. Влюбленная в него как кошка, она явно потеряла от любви остатки разума и теперь несет какой-то чудовищный бред. Но почему этот бред так перекликается с его мыслями и намерениями? Словно они оба настроены на одну волну. Почему этот бред он готов слушать и слушать, упиваясь своим величием и воздействием на других людей?

Он шевельнулся и медленно развернулся. Настя испуганно отпрянула от него, опасаясь гнева за непростительную фамильярность по отношению к этому прекрасному ангелу из плоти и крови. Кирилл молчал, с неожиданным для него самого любопытством разглядывая Настю, словно видел ее впервые. Она засмущалась от такого пристального внимания самого лучшего на свете мужчины и густо покраснела.

«А она ничего. Белокожая, румяная, пухленькая — кровь с молоком, да и только», — вяло думал Кирилл, не спуская глаз с потупившей взор Насти.

— Сядь рядом, — потребовал Кирилл, и Настя присела на кровать. — Так говоришь, что готова умереть за меня? — спросил рассеянно Кирилл, разглядывая в упор Настю, сгорающую от смущения.

— Да, готова, — еле слышным от охватившего волнения и неясного предчувствия голосом ответила Настя.

— И даже решишься ради меня ее убить?

— Да, ради вас я смогу, — ответила испуганно Настя, нутром чувствуя, что сейчас должно произойти что-то ужасное, и стараясь больше не встречаться с ним взглядом, так как его глаза вдруг словно потемнели и стали злыми.

Она опасливо отодвинулась и попыталась встать, но Кирилл задержал ее руку.

— Вы пока отдыхайте. А я перекись водорода принесу, мазь, вату и бинты, чтобы раны обработать. Я сейчас, я быстренько, — прошептала Настя и, вырвавшись, бросилась к выходу.

Кирилл одним прыжком настиг Настю и преградил ей путь. Настя прижалась к стенке и испуганно смотрела на возбужденного Кирилла.

— Можно я пройду, Кирилл Леонидович? Вам ведь нужно раны обработать, так я сейчас быстренько все, что нужно, принесу, — задыхаясь от охватившего ее волнения, пролепетала Настя и сделала попытку обойти Кирилла.

— Это подождет. Ты ведь никуда не торопишься? Побудь со мной. — Кирилл взял Настю за руку и, притянув к себе, слегка обнял. — Мне здесь ужасно скучно, а ты меня немного развлечешь. Расскажешь, например, какие чувства ко мне питаешь. А еще поведаешь, какими способами в угоду мне ты собралась расправиться со своей любимой хозяйкой.

— Она для меня совсем не любимая. Даже наоборот — я ее ненавижу.

— А за что ты ее ненавидишь? — допытывался Кирилл.

— За то, что она над вами издевается.

— А с чего ты взяла, что она надо мной издевается?

— Вы весь в крови… И потом она мне час назад позвонила и сказала, что вы утром съезжаете и больше здесь жить не будете. Велела, чтобы я утром открыла дверь и вас выпустила. А потом убрала комнату и выбросила все, что после вас останется. И тогда я должна буду позвонить охране, они придут, все проверят и проследят, чтобы поменяли замки на входных дверях. Потом я позвоню ей и доложу, что все исполнено, как она и приказывала. А я вот не стала дожидаться утра и приехала сейчас. Как знала, что вам моя помощь понадобится.

Вот и конец. Конец его беспечной и праздной жизни. Конец всем его мечтам и намерениям. И теперь дело его чести — месть. Вплоть до уничтожения как морального, так и физического, женщины, которая когда-то его любила и подавала радужные надежды на долгую и счастливую совместную жизнь. Это ему награда за все страдания, долгое терпение.