– Фью! Вот уж чего не понимаю, – сказал Эндрю.

– Когда она стала подниматься, я так ее любил, что силмоих не было, – сказал Дэвид, все еще зажмурившись. – Мне хотелосьтолько одного: увидеть ее как можно ближе.

– Понимаю, – сказал Роджер.

– Теперь мне плевать, что я ее упустил, – сказалДэвид. – И плевать мне, что я не поставил рекорда. А ведь думал, что мнехочется его поставить. Очень хорошо, что она цела и я цел. Мы с ней не враги.

– И хорошо, что ты поделился с нами, – сказалТомас Хадсон.

– Большое вам спасибо, мистер Дэвис, за то, что высказали мне, когда она в первый раз ушла вглубь. – Дэвид говорил, неоткрывая глаз.

Томас Хадсон так и не узнал, что сказал ему Роджер.

Вечером, в последние часы штиля, перед тем как поднялсяветер, Томас Хадсон сидел в своем кресле с книгой в руках. Остальные уже легли,а он знал, что заснуть не сможет, и решил читать до тех пор, пока не начнутслипаться глаза. Но из чтения тоже ничего не получалось, и тогда он стал думатьо прошедшем дне. Он перебирал его в памяти весь с начала и до конца и думал отом, как далеко отошли от него сыновья, кроме разве Тома, или как далеко отошелон от них.

Дэвид отошел к Роджеру. Томас Хадсон всегда хотел, чтобыДэвид взял от Роджера все, что возможно, потому что в действии Роджер былнастолько же хорош и разумен, насколько нехорош и неразумен он был в своейжизни и своей работе. Для Томаса Хадсона Дэвид всегда оставался загадкой.Горячо любимой, но все же загадкой. Роджер понимал его лучше, чем родной отец.Томас Хадсон обычно радовался, что они так хорошо понимают друг друга, носегодня ему от этого было как-то не по себе.

А еще его огорчил своим поведением Эндрю, хоть он и знал,что Эндрю есть Эндрю и что он еще ребенок и его нельзя судить слишком строго.Ничего плохого он, в сущности, не сделал, даже напротив. Но что-то в нем былотакое, что не внушало доверия.

Ну можно ли так эгоистично и мелочно рассуждать о тех, коголюбишь, подумал он. Не лучше ли было просто вспомнить события дня без того,чтобы копаться в них, выискивая дурное? Ложись-ка в постель, сказал он себе, ипостарайся уснуть. А все прочее к черту. И утром сразу включись в обычныйжизненный ритм. Мальчикам не так уж много времени осталось пробыть здесь. Вот ипозаботься о том, чтобы они получше провели это оставшееся время. Я старался,возразил он себе. Я старался, чтобы им было хорошо и Роджеру тоже. Тебе исамому было очень хорошо, подумал он. Да, конечно. Но вот сегодня мне отчего-тосделалось страшно. Ладно, сказал он себе; собственно говоря, в каждом дне легкочто-то найти, от чего может сделаться страшно. Ложись в постель, авось повезет,и ты успеешь выспаться до утра. И помни: главное – это чтобы завтра всем былохорошо и приятно.

Ночью поднялся юго-западный ветер, и к рассвету он дул спочти ураганной силой. Пальмы гнулись под ним, хлопали ставни, разлеталисьбумаги, и на песке оседала пена прибоя.

Когда Томас Хадсон встал, Роджера уже не было. Мальчики ещеспали, и он позавтракал один, просматривая почту, пришедшую с рейсовым судном,которое раз в неделю доставляло с материка мясо, лед, свежие овощи, бензин идругие товары. Ветер дул так сильно, что Томасу Хадсону пришлось придавитьчашкой лежавшие на столе письма, чтоб их не унесло.

– Может, дверь закрыть? – спросил Джозеф.

– Нет. Пока ничего не разбилось, не нужно.

– Мистер Роджер пошел прогуляться по берегу, –сказал Джозеф. – Он направился в тот конец острова.

Томас Хадсон продолжал читать письма.

– Вот газета, мистер Том, – сказал Джозеф. –Я ее утюгом разгладил.

– Спасибо, Джозеф.

– Мистер Том, это правда про вчерашнюю рыбу? То, чторассказывал Эдди?

– А что он тебе рассказывал?

– Какая она была огромная и как он ее почти забагрил.

– Все правда.

– Ах ты господи. Надо же было, чтоб как раз в это времямне пришлось переносить с рейсового судна лед и продукты. Будь я с вами, янырнул бы и забагрил ее в воде.

– Эдди нырял за ней, – сказал Томас Хадсон.

– Он мне этого не говорил, – сказал Джозеф, сбавивтон.

– Еще чашку кофе, пожалуйста, Джозеф, и я съел бы ещекусок папайи, – сказал Томас Хадсон. Он проснулся голодный, а от ветраголод у него разыгрался пуще. – А бекону не привезли на этот раз?

– Найдется, пожалуй, из прежних запасов, – сказалДжозеф. – У вас сегодня хороший аппетит.

– Пожалуйста, позови сюда Эдди.

– Эдди пошел домой полечить свой глаз.

– А что с ним случилось?

– Кто-то вчера заехал ему в глаз кулаком.

Томасу Хадсону нетрудно было догадаться о причине.

– А кроме глаза, все у него цело?

– Его вообще крепко избили, – сказалДжозеф. – Он ходил по всем барам и рассказывал такое, чему никто не хотелверить. Люди никогда не поверят тому, что он рассказывает. А жаль.

– Где же он дрался?

– Везде. Везде, где ему не верили. И все равно никто нехотел верить. Там, куда он попал уже поздно ночью, люди даже не знали толком, очем речь, но говорили, что не верят, просто чтоб его подстрекнуть к драке.Наверно, на всем острове не осталось ни одного любителя драк, с которым бы онвчера не подрался. А сегодня вечером, попомните мое слово, кое-кто еще приедетс Миддл-Ки – нарочно, чтобы сцепиться с ним. На Миддл-Ки теперь завелосьнесколько отчаянных голов, с тех пор как там идет стройка.

– Надо будет мистеру Роджеру пойти с ним вместе, –сказал Томас Хадсон.

– Ух ты! – Джозеф весь просиял. – Будет,значит, потеха вечером.

Томас Хадсон выпил еще чашку кофе, съел кусок охлажденнойпапайи, политой лимонным соком, и четыре ломтика бекона, которые ему подалДжозеф.

– Я сразу заметил, что у вас сегодня хорошийаппетит, – сказал Джозеф. – А когда я это замечаю, мне уж хочется непропустить такой случай.

– Я ем очень много.

– Иногда, – сказал Джозеф.

Он налил ему чашку кофе, и Томас Хадсон забрал ее с собой,чтобы допить между делом – среди полученных писем было два, на которые нужнобыло ответить с обратной почтой.