Джорджи посмотрела в свою опустевшую кружку, протянула её Негрету, затем оперлась руками о колени и нетвёрдо поднялась на ноги, отвесила неуклюжий поклон всем собравшимся — Негрету, Сирин, миссис Геревард, мистеру Винджу, доктору Гауэрвайну, Лиззи, Фенстеру и миссис Пайн, которая разносила фонари по комнатам и только что вернулась.

— Конец, — тихо промолвила Джорджи Мозель и с этими словами исчезла на лестнице.

— Как жаль её, — сказала миссис Геревард после долгого молчания. — Бедная птичка. Бедная маленькая птичка с синими пёрышками.

Фенстер кивнул.

— Мне не нравится видеть, как кто-то грустит. Нужно приготовить для неё пирог или что-нибудь такое. — Все взгляды обратились к нему. — А вам так не кажется? — спросил он. — Всем становится лучше, когда пекут пирог. Ладно! Я могу и сам, наверное, его приготовить.

— Вы умеете готовить? — спросили хором Сирин и миссис Геревард.

— Ну не то чтобы я мог зарабатывать этим себе на жизнь, — ответил Фенстер, слегка краснея. — Но могу отмерить муку и что там ещё надо. Готов поклясться, здесь найдётся поваренная книга. У вас есть поваренная книга, Нора?

Миссис Пайн кивнула с лёгкой улыбкой.

— Ещё бы, Фенстер.

Старая леди фыркнула, а потом её лицо смягчилось.

— Могу я вам помочь, мистер Фенстер? Мы испечём для неё пирог утром. Можно даже попробовать украсить его синей глазурью.

— Думаю, у нас получится, мэм! У меня найдётся синяя ручка. Прямо с утра и начнём? — Он козырнул. — Пойду-ка посмотрю, что там с генератором.

Миссис Геревард вежливо улыбалась, пока Фенстер не вышел за дверь.

— Майло, дорогой, тебе не показалось, что мистер Фенстер собирается подкрасить глазурь синими чернилами?

Майло поморщился.

— Может быть.

Он посмотрел на сумочку, которую миссис Геревард не выпускала из рук с тех пор, как та нашлась.

— Миссис Геревард? Как вы думаете, стоит поговорить с Джорджи о Лэнсдегауне и рассказать то, что вам известно о доме?

Старая леди замялась.

— Я не уверена. Такое впечатление, что она не хочет больше ничего знать, Майло. Это может причинить ей боль.

— Вы могли бы рассказать Оуэну, — предложил он. — Должно быть, он потомок первых владельцев дома, раз это его второе имя. — Майло услышал, как зазвенел его голос, и постарался не выдать своего отчаяния. Он сунул руку в карман и сжал ключи, думая о воображаемом старом прохвосте, которого успел полюбить. Как несправедливо знать что-то о прошлом Оуэна и скрыть это от него. Неважно, что молодой человек ему совершенно не знаком. Оуэн может узнать о своём прошлом, и если бы Майло было что рассказать, он бы это сделал.

— Я подумаю. — Миссис Геревард пару минут разглядывала символы на сумочке с той стороны, где были вышиты двери дома, а потом перевернула её, словно бы сообщая, что разговор окончен.

Майло кивнул и встал. Затем снова взглянул на сумочку.

— А ворота? Где-то здесь были такие ворота?

Она нахмурилась.

— Если честно, про ворота я ничего не знаю.

Он нашёл Мэдди на своём любимом диванчике с высокой спинкой. Она сидела, прислонившись к одному из подлокотников, и смотрела на тень от подсвечника на обеденном столе, а потом перевела взгляд на Майло, который присел рядом.

— А что это за новый парень? Не Оуэн, а другой.

— Фенстер Плам. Наш… постоянный гость. Дай слово, что не сдашь его.

— Мне кажется, я его откуда-то знаю, — пробормотала Мэдди. Голос её звучал взволнованно.

— Ты могла встречать его в районе Пристани. Он тут появляется уже много лет.

— Это ведь про него твоя мама рассказывала историю? Тот самый Фенстер, который видел привидения Дока Холистоуна и его ребёнка?

— Эй, Майло! — Миссис Пайн наклонилась над ними. — Всё нормально?

— Да, всё хорошо.

— Замечательно. Я хочу выскочить на минутку, посмотреть, как там папа с Брэндоном и Фенстером. Что-то они долго. Ничего?

— Конечно.

— Если что, зови меня или просто постучись в дверь миссис Каравэй. Она пошла спать, но в случае чего — буди!

— Хорошо, мам!

— Ты говорил про Фенстера, — напомнила Мэдди, когда они снова остались наедине.

— Ага, — Майло понизил голос. — Да, Фенстер — тот самый парень из маминой истории. Она сказала, что он узнал Дока Холистоуна по плакатам «Разыскивается», но на самом деле Фенстер с ним плавал. Жаль, что нельзя попросить его рассказать какую-нибудь историю. Он это умеет!

— Хмм… — Мэдди снова пристально смотрела на мерцающий огонёк на столе, а потом сняла очки и развернулась к нему. — Вернёмся к делу, Негрет, — заявила она, не сводя с мальчика глаз. — Надо разобраться с новыми зацепками. Во-первых, мне кажется, что Джорджи описывала именно твою карту, так что её, наверное, стащила Клем.

Он широко улыбнулся, а потом покачал головой.

— Нет. Если Клем такой мастер, как говорит Джорджи, то она не допустила бы ошибку. Тот вор положил мои вещи не так, как я их оставил.

— А кто тогда, по-твоему?

— Я думаю, это Джорджи… — медленно проговорил Негрет. — Думаю, Джорджи оставила карту, чтобы я нашёл, ещё тогда…

— Но ты ведь говорил, что её кто-то выронил?

— Да, потому что тогда мне так казалось. Но не теперь. — Он задумался, припоминая историю Джорджи и то, как она описывала Зоркого. — Думаю, она оставила карту для меня. Специально уронила, чтобы я нашёл.

— Но зачем?

— А затем… она, наверное, думала… ну или надеялась, что я пойму. Может, ждала, что я сразу же узнаю, что эта за карта, пойду по ней и приведу Джорджи к… — А вот тут неизвестность, понял он. — Короче, к чему-то, что связано с Лэнсдегауном.

— А что, если бы карту нашла Клем? — спросила девочка-дух. — Или если бы ты упомянул при ней про эту карту?

— Клем ещё не было. Но готов поспорить, именно поэтому Джорджи забрала её обратно. Как только объявилась Клем, Джорджи поняла, что нельзя оставлять у меня такую важную улику.

— Тсс! — Сирин ткнула его локтем, а через секунду на лестнице появилась Джорджи, которая, устало передвигая ноги, прошла в гостиную, взяла свою чашку, на кухне налила ещё кофе и пошла обратно к лестнице.

Миссис Геревард громко откашлялась и многозначительно переводила взгляд с мистера Винджа на доктора Гауэрвайна, который вернулся с улицы, где курил, и теперь сидел на плите перед камином, забравшись туда с ногами.

Мистер Виндж не обратил на это никакого внимания, а доктор Гауэрвайн заговорил: