Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно в таком направлении я и размышлял, механически переставляя ноги в пыльном коридоре с некогда белыми стенами, всё глубже погружаясь во чрево ковчега. Когда же счёт шагам перевалил за седьмую сотню, а тоннель и не думал заканчиваться, я остановился, приняв решение вернуться за парнями.
Перегруппировка заняла у нас ещё минут сорок, так что движение по тоннелю мы продолжили, малость отдохнув и подкрепившись под разговоры ни о чём. Пускай парни и не показывали виду, но по ним было заметно, как мёртвый ковчег давит на них своей аурой. Да и тикающий таймер заканчивающихся фильтров кислорода радости тоже не добавлял.
И тем не менее откровенной паники в глазах своих парней я не наблюдал, что не могло не радовать.
Покончив с отдыхом и обследовав ближайшие сто метров стены на наличие скрытых проходов, коллегиально пришли к выводу, что если таковые и имеются, то замаскированы просто фантастически. Так что нам оставалось лишь одно, спускаться всё ниже и ниже. Тактика, обречённая на успех.
Что, собственно, и подтвердилось спустя полчаса, когда мы всей гурьбой вывалились из относительно узкого пространства тоннеля на широкую площадку. Она упиралась в трёхметровые ворота с изображением деревьев, на которых росли подозрительно знакомые оранжевые плоды.
Подойдя ближе я без особой надежды толкнул выглядящие массивными створки и с удивлением обнаружил, что они беззвучно распахнулись вовнутрь, а на нас хлынул яркий солнечный свет.
Несмотря на сработавшие светофильтры, я по привычке прикрыл глаза, одновременно с этим сверяясь с часами. Забавно, снаружи уже царила ночь, а тут… А что у нас, собственно, тут?
— Это мы когда успели помереть и попасть в рай? — подал голос Кречетов, встав по правую руку от меня, и тут же выругался, получив в бок от напарника. — А нет, вроде в раю же боли не ощущается. Так же, командир?
— Не знаю, не бывал там, — ответил я, перешагивая невидимую границу, отчётливо разделяющую стальной пол ковчега и шелковистую зелёную траву, что росла сразу же за вратами. — Но если ты про рай, что упоминали на древней Земле, то сомневаюсь, что там присутствовали живые светильники из людей и Лешие в качестве стражей.
Перешагнув за врата, мы очутились на верхней грани огромной чаши, чьи стены поросли разными видами трав и кустарников. Причём, насколько мне хватало знаний, многие виды были земными или чертовски сильно походили на них. И ладно, если бы это были аграрные культуры, но кому в голову взбредёт везти сквозь пустоту космоса обычные полевые ромашки? Или капитан у них был из любителей погадать?
Но к чёрту флористику, куда больший интерес вызывало дерево в центре чаши, чья широкая крона возвышалась над нашими головами метров на шесть.
Благодаря этому, мы могли прекрасно рассмотреть свисающие оранжевые плоды, сквозь кожуру которых отчётливо проступали силуэты людей.
Сместившись метров на двадцать от входа, я направился к одному из коконов, что почти касался земли. Что интересно, чем ближе я к нему подходил, тем тусклее он становился, пока яркое свечение не сменилось бледным светом, словно от ламп дневного освещения.
Остановившись перед странной лампочкой, снял перчатку и приложил ладонь к тёплой и мягкой на ощупь поверхности. И тут же ощутил потоки эфира, циркулирующие по всему кокону. Причём поток был не замкнут.
Я с точностью мог определить, где он заходит и где выходит, оплетая сгорбившийся силуэт внутри.
Сосредоточившись, я создал короткий импульс, посылая толику своей энергии, и с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть, когда хрупкая ладошка прижалась к моей с той стороны, а на меня посмотрели закрытые глаза девушки.
(ПыСы. Наконец то шпильку дорисовали (вариант 5). Больше вариантов шпильки на моём бусти.)
Глава 20
Ковчег «Спес»
Перун
«С широко закрытыми глазами» — эта странная фраза как нельзя лучше описывала впечатление от смотрящего на меня существа.
Верхняя часть явно принадлежала человеку. Две руки, тонкая шея, длинные волосы, что облаком парили в жидкости, наполнявшей капсулу.
И её лицо… Его даже можно было бы назвать красивым, если не принимать во внимание тот момент, что глазницы у девушки были затянуты кожей.
Нижняя часть существа представляла собой переплетение щупалец, которые, казалось, были в постоянном движении и жили своей жизнью, совершенно не завися от хозяйки. То скручиваясь, то выпрямляясь, отростки изгибались и входили в небольшие углубления в верхней части кокона-капсулы.
Когда девушка прильнула к стенке, большая часть щупалец отлипла от диска со множеством углублений, но два самых крупных отростка продолжали держаться за них.
— Это колонисты, что ли? Это как их так угораздило? — спросил подошедший Кречетов.
— Не знаю. Похоже на биоморфинг на пару с симбиозом. Но что-то я сомневаюсь, что у них был целый ковчег одарённых, имевших одну и ту же способность. И то, что их правнуки поголовно унаследовали такой дар, — не отрывая взгляда от девушки, ответил я, ещё раз выпуская лечебный эфир через ладонь.
Обитательница кокона дёрнулась будто от удара электричеством и ещё сильнее прижалась к прозрачной и упругой стенке. Я уже было подумал, что она собирается порвать кокон и выбраться наружу, но преграда не поддалась, лишь изогнулась, и мутант распластался по ней, всё прижимаясь своим странным обнажённым телом к упругой стенке. А я ощутил, как мой эфир стал стремительно впитываться сквозь преграду.
Перекрыв «кран» и закрыв глаза, я внимательно отслеживал, как крохи энергии, выпущенные мною, проходя через девушку, на пару секунд задерживаются в её непропорционально раздутом ядре, а дальше через отростки исчезают в дырчатой пластинке.
Процесс очень напоминал происходящее в зале с капсулой, разве что тут энергия высасывалась куда менее агрессивно. Я даже сказал бы что с некой толикой благоговения. Даже странно, почему возникла именно такая ассоциация. Будто предо мной находилось создание, которое выращивали с определённой целью.
— Тук-тук. Ты меня понимаешь? — прекратив делиться эфиром, я постучал пальцем по сосуду, так и не понял, как это называть правильно.
Едва поток эфира прекратился, на лице девушки мелькнуло огорчение, и она, не реагируя на мои слова, заняла место в центре кокона. Похоже, и здесь любят халяву, но стоит только прекратить делиться, как тебя начинают демонстративно игнорировать.
— Командир, у дерева какое-то шевеление! — отвлёк меня один из бойцов, указывая на то, как нижняя часть ствола начинает словно выворачиваться наружу.
Кора гиганта отслаивалась и падала на густую траву, а в обнажившейся древесине жёлтого цвета стали проступать фиолетовые прожилки. И даже с такого расстояния я ощущал, как по ним струится эфир.
Чёрт его знает, что тут происходит, но это место мне нравится всё меньше и меньше.
— Чем дальше, тем страннее, — оставив окончательно ушедшую в себя девушку, я начал спуск вниз.
Несмотря на странность происходящего, мелкое зверьё, снующее в траве, признаков паники не проявляло, так что можно было предположить, что процесс этот стандартный. Если это слово вообще можно применить к тому, что мы наблюдаем на этом судне.
Пока спускался, дерево окончательно вывернулось наизнанку, исторгнув из себя семь «гробов». Ровные прямоугольники полтора на три метра располагались на деревянном постаменте желтовато-коричневого цвета, пронизанном фиолетовыми прожилками.
Эти пульсирующие линии начинались где-то в глубине постамента и, складываясь в замысловатый узор, поднимались по деревянным вставкам на бортиках «гробов», чтобы превратиться в тонкую паутину, раскинутую по матовым крышкам.
С каждой секундой цвет прожилок становился всё насыщеннее, а по окрестностям разлилась мелодичная музыка.
— Это же древние криокапсулы. Я такие в музее на Прайме видел. Правда, эти, похоже, изрядно модифицированные, — произнёс один из бойцов, при этом продолжая крутить головой по сторонам.
Капсулы действительно выглядели ужасно старыми, при этом ещё и были украшены резными дощечками, выполненными с особым изяществом, которые я не сразу разглядел под пульсирующей паутиной.
А ещё на крышках «холодных гробов» оказались изображены мужские и женские лица, причём, если считать слева направо, четвёртое лицо на капсуле сильно напоминало девушку в коконе, только с глазами.
Пока мы стояли и разглядывали криокапсулы, мелодия оборвалась, и всякое движение в чаше замерло, оглушая нас звенящей тишиной. Такую тишину даже собственным дыханием нарушать было стыдно.
Но продлилась