Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пока я находился там, на экране во время одного из психотерапевтических сеансов появилось одно слово, – продолжает он. – Это было “принятие”. Я уже неоднократно слышал это слово на собраниях, но на этот раз я действительно задумался об этом. Я постоянно прыгал со скалы и тут впервые остановился. В тот момент мне пришлось признать, что моя жизнь стала неуправляемой. Что я был алкоголиком, и – о чудо! – алкоголь мне больше не помогает. Алкоголь больше не был для меня выходом – он стал моей проблемой».
Даже после завершения курса лечения Кристи оставалась настроенной скептически, поэтому ему запретили видеться с детьми. «И это было справедливо», – говорит он. Чарльз вел трезвый образ жизни, косил газоны и начал мучительный процесс обретения своего истинного «я».
«Я искал подлинную связь с тем, кто я есть на самом деле, – рассказывает он. – Я в значительной степени поэт, провидец, наблюдатель реальности. Я хотел служить». Он совершил классическую смену формы: от свободы воли – к идеалам. Он принял участие в волонтерской программе, работая с молодежью из группы риска, консультируя людей, решивших покончить с алкоголизмом, помогая школам выявлять начинающих наркоманов. Он стал сертифицированным инструктором по личностному росту.
«Я устал от работы, которая была мне не по душе, – объясняет Чарльз. – Я хотел оказать положительное влияние на мир».
Он сказал, что формой его жизни является дерево бонсай: ему нравится помогать людям, чувствующим себя ущербными и маленькими, открывать свою внутреннюю красоту и гордость.
Постепенно наладилась и его семейная жизнь: Кристи наконец простила Чарльза, и он смог воссоединиться со своей семьей. Стал активным отцом, посещал церковные мероприятия. Когда я спросил о высшей точке его жизни, он упомянул рождение дочерей. Низшей точкой был пропуск первого дня рождения младшей дочери, потому что в то время он проходил курс лечения. Поворотный момент – когда психотерапевт вывел на экран слово «принятие».
«Я бы очень хотел иметь возможность объяснить, почему я так долго сопротивлялся этому изменению, – говорит он. —Я не хотел признавать очевидного. Я был мастером освобождаться от пут, всегда находил способ избежать ответственности».
«Но в тот момент, – продолжает он, – я начал разрушать эту ткань сопротивления. Я начал понимать, что есть способы справляться с болью, утратой и горем гораздо более эффективно».
По его словам, для этого ему потребовалась изначально присущая трансформации архитектура: боль достижения дна, тонизирующая реальность одиночества, благодарность за возвращение домой.
«По крайней мере для меня этот слом был просто необходим, потому что, как только у меня случился этот момент ясности, я задумался: я стою у подножия утеса и гляжу вверх, и, возможно, здесь найдутся точки опоры и я наконец смогу начать восхождение».
Реакция Моисея
Давайте признаем: большинство людей сопротивляются трансформациям. Мы отрицаем, избегаем, впадаем в депрессию, негодуем. Возможно, нас все устраивало в прошлом, или мы боимся того, что может произойти, или мы просто не любим перемен. Какова бы ни была причина, в решающий момент мы встаем на дыбы. Я называю это «реакцией Моисея», потому что в книге Исход, когда Бог явился Моисею и воззвал к нему из горящего куста, призвав вывести народ Израиля из Египта в Обетованную землю, реакцией Моисея было: “Кто, я?!” Ему дали шанс войти в историю, но он колеблется.
Моисей был далеко не последним, кто реагировал подобным образом. Многим людям трудно принять то, что Жан-Поль Сартр назвал их ситуации фактичностью. Когда Бетховен впервые узнал, что оглохнет, он сильно сопротивлялся. «Я схвачу Судьбу за горло, – написал он своему близкому другу. – Этому, безусловно, не сломить и не раздавить меня окончательно». Конечно, несколько лет спустя он подчинился неизбежному. «Смирение, что за жалкий удел! Но это все, что мне осталось».
Кулинарный обозреватель Мэри Ф. К. Фишер много лет боролась с болезнью Паркинсона, пока не поняла, что должна отказаться от того, что доставляло ей удовольствие всю жизнь, – спать обнаженной, потому что больше не могла выносить эту «странную, неуклюжую, уродливую, похожую на жабу женщину», смотрящую на нее в зеркале каждое утро. Она сломалась и купила ночные рубашки. «Не думаю, что я являюсь человеком, склонным к компромиссам, но я точно знаю, что есть определенные жизненные факты, которые необходимо просто принять. Я знаю некоторых женщин, которые отказываются стареть и начинают походить на зомби».
Переход от сопротивления к принятию – это первый инструмент жизненной трансформации. Как же мы это делаем?
Как уже давно подчеркивается в программе «12 шагов», весь секрет в том, чтобы отказаться от любой иллюзии контроля: признать, что мы неправы, слабы или заврались, а затем всецело отдаться в руки высшей силе. Многие религии выдвигают схожие идеи. Мы не можем понять всего, что с нами происходит, поэтому должны принять божественные Тайны. Многие люди считают этот подход полезным.
Но мои беседы указывают и на другой подход, который многие считают более жизнеутверждающим. Вместо того чтобы заручиться поддержкой высших сил, они обращаются внутрь себя. Даже если и не они сами создали ситуацию, в которой находятся, они берут на себя бремя ее улучшения. Они берут на себя ответственность за собственную трансформацию.
Однако полной неожиданностью для меня стали сообщения многих участников моего проекта о том, что этот акт свободы воли означал признание того факта, что их тела предчувствуют грядущие изменения раньше, чем разум. Чарльз Госсет понимал, что с его жизнью что-то не в порядке, задолго до того, как начал пить, и осознал, что что-то не так с его пристрастием к выпивке, задолго до того, как смог бросить пить. Наоми Кларк была недовольна своим телом за много лет до того, как услышала о трансгендерном переходе. Ниша Зенофф почувствовала себя больной, и во время обеда ее начало сильно лихорадить. Позже она узнала, что именно в это время ее сын упал с горы в Йосемити.
Нобелевский лауреат Перл Бак описывает похожий эпизод в своих мемуарах о смерти мужа: «Много лет назад я научилась методу принятия. Первый шаг – просто подчиниться ситуации. Это духовный процесс, но он начинается с тела». Психологи называют это теорией Джеймса-Ланге в честь Уильяма Джеймса и Карла Ланге, независимо друг от друга выдвинувших ее в 1880-х годах. Они обнаружили, что в отношении эмоций тело действует прежде, чем разум полностью осознает, что происходит. Джеймс натолкнулся на это понимание во время похода по Аляске. Там его озарило: «Я убегаю от этого медведя; следовательно, должно быть, я напуган».
В последнее время признание приоритетности за телом получило широкое распространение,