Заиграла новая пластинка. Перголези. Гости сползались помедвежьим шкурам смотреть на редкое зрелище – удушение стукача в егособственной квартире.

У одной из дам задралось тронутое молью макси-платье, и открылсяноздреватый милейший зад пивницы Софьи Степановны. Рядом с плохо обработанной ислегка подванивающей головой полярного великана лежала голова киноведа взеленых очках и с волчьей улыбкой грузчика Кима. Да уж не присутствует ли здесьвесь наш популярный «Мужской клуб» в роли духовной элиты? Да уж не присутствуетли здесь некто… Да, присутствует! Голова полярного великана смотрела на меняпрезрительно и страшно, словно капитан Чепцов на Толю фон Штейнбока. КапитанЧепцов! Алиса, ты помнишь? Алиса, спаси меня, я вспомнил его имя! Алиса, беги,теперь уже близко, здесь за сопкой… сбрось свои бахилы – снег не проглотиттебя!

Алиса Фокусова стояла одна на фоне зеленоватого морозногоокна, молчаливая и спокойная, как будто действительно нашла короткое спасение вбараке Третьего Сангородка. Она одна, и мне нужно сделать лишь малое усилие,чтобы забрать ее, пока не подошли муж и очередной любовник, ну сделай малоеусилие, ну встань, отбрось все эти рожи, ну, но тут в морозный квадрат вошлимуж и любовник, и вся троица отвернулась – они слушали музыку Перголези!

Скрипнула дверь ванной, и выплыла тройка Неяркого – он сам,Тандерджет и Зойка-дура, жующая лошадиную дозу сен-сена.

– Ты его дави покрепче, друг, – сказал мне Алик,имея в виду горло Афанасия. – Если сам не справишься, придем на помощь.

– Он еще спеть должен, – возразил я. – Пой,Восемь На Семь, самое свое любимое, самое заветное!

Афанасий откашлялся и грянул хором, далеким и грозным, каксто Кобзонов и полсотни Хилей:

А ты улетающий вдаль самолет

В сердце своем береги,

Под крылом самолета о чем-то поет

Кусок самолетной ноги.

– Ну, теперь вы оба в полном поряде, – сказалНеяркий и приколол нам на грудь значки своего спортклуба. – Хеппи флай,чуваки! Берегите концы – на юге сифиляга гуляет!

Мы пошли по плохо освещенному стеклянному коридору, застенками которого выплывали из дымной мглы вздыбленные хвосты огромныхсамолетов. Поджарые торсы «тупо-левых» и увесистые животы «антоновых» казалисьв ночи столь целесообразными, что могли бы вполне и не летать, просто стоятьздесь для явления «ночной аэропорт», ибо не может наше время обойтись безмассовых галлюцинаций.

– Вот скотина этот Алик, – пробурчалПатрик. – Проколол мне кожу своим идиотским значком.

– Мне тоже, – сказал я. – Впрочем, мне совсемне больно.

– Мне тоже не больно, но противно. Шутка в духе ЯнаШтрудельмахера. Клянусь, я отвечу на нее, когда придем в лагерь под стеныДанцига.

Я быстро взглянул на Тандерджета, но он как будто ждал этоговзгляда и кивнул мне с очень серьезной миной.

– Тебе кажется, что Алик из нашего отряда тех лет?

Передо мной в закатном мареве появились каски мерно шагающихсолдат и их плечи, навьюченные барахлом из ограбленного Магдебурга, я видел инашего князя, плывущего верхом в голове колонны, но никакого Яна Штрудельмахерая не помнил.

– Я не помню Яна. Века запылили мою память.

– А между тем ты шлепал за ним, почитай, два года, покашведские кирасиры не разнесли его на куски в бою под Кольцами.

Тут передо мной возникли широченная спина и вороненыенаплечники, мешок с полузадушенными индюшками и соболиное боа герцогини Плуа,ржавый арбалет, татарская сабля и просмоленная косичка на кожаном воротнике.

– Вспомнил! Ведь он служил прежде в пиратском флоте иносил косицу, от которой пахло ворванью!

– То-то, – кивнул Патрик, довольный. – Это иесть твой Алик Неяркий, не кто иной.

Посадка в ночной самолет проходила мирно, уютно, пассажирыподнимались по трапу, позевывая, разговаривали чуть ли не шепотом, свет всамолете был притушен, и стюардессы тоже позевывали.

И все-таки нашлась одна тетка, которая начала базарить вглубине салона:

– Это неуважение ко всем нам! К остальным! Босые,видите ли, в самолет! Надо дружинников вызвать! Мужчины, куда вы смотрите?

Голос этой тетки был и мне очень знаком, а Патрик, тотпросто весь заострился в сторону голоса, задрожала его небритая щека.

– Это она, она… лидер партии Народного Единства изБечуаналенда! Мне страшно, Джо! Как она попала в самолет? Куда мы летим, Джо?

– Спокойно, спокойно, я не Джо, а она не лидер, простокакая-нибудь администраторша из торговой сети. Садись, старик, сейчас полетим,и тебе молочка горячего принесут.

Я обнял друга за плечи и усадил его в кресло, а после, чтобыотвлечь его, попросил рассказать, как он отомстил за глупую шутку ЯнуШтрудельмахеру.

Патрик вдруг безудержно расхохотался, размазывая грязныеслезы по лицу.

– Недобрый случай свел нас с этим шакалом в однойбаскетбольной команде. Мы приехали играть финальную пульку в Сан-Диего иразместились в мотеле на берегу океана. Жара была неслыханная даже для техмест, и этот скот Ян все время дрых в своей койке. Однажды я пригласил ребят вего номер и засунул ему в трусы живого лангуста. Вообрази, обычно он говорил«доброе утро» своему недремлющему истукану, а тут из трусов вылезает чудовище склешнями. Ты не смеешься, Джо? Тебе противно? Понимаю! А что прикажешь делать сэтими хамами? Скоты, грязные мужепесы, только и ищут козла отпущения. В Данангеу нас был один тихий мальчик-санитар, так ему каждый вечер обязательнокто-нибудь ссал в койку. Вообрази, Джо, после отвратительной шутки с лангустомменя стали уважать в команде. Вот тебе человек, вот тебе его натура! Волку ведьне придет в голову глумиться над товарищем! Помнишь, мы говорили с тобой обэтом на Плевательнице? Когда-то мне казалось, что хотя бы там человек меняется,хотя бы из-за слабого тяготения, но однажды я увидел, как Раек засунул Суаресукусочек мыла в систему жизнеобеспечения, а потом катался по полу от смеха,глядя на судороги товарища. Тогда я понял, ничего не изменится, даже если мыобживем Юпитер. Всю жизнь меня сопровождают жестокие идиотские розыгрыши! Я немогу больше, Джо! Не могу терпеть! Я не удивлюсь, если даже ты засунешь мнесейчас гвоздь под задницу, а стюардесса подаст мне, вместо молока, стаканразведенной известки. Что это такое, Джо? Сатанизм? Победа зла над добром,торжество нечистой силы? Вряд ли! Небось и дьяволу стыдно за людей из-за этихмелких гадостей!