Когда Эмметт и Талли сели в машину, она достала из багажника сумочку и позвонила родителям рассказать, что случилось и в какую больницу они поехали вслед за «Скорой». Вел машину Эмметт. Талли перед поездкой взяла его лицо в ладони и заглянула ему в глаза, чтобы удостовериться, не слишком ли он пьян. «Я в порядке, Талли. Все хорошо». Он ослабил узел на галстуке, снял его и закинул на заднее сиденье. Затем завел машину и дал задний ход. Брат и сестра Зоры на всякий случай остались в доме. Гости, что могли сесть за руль, набились в машины и исчезли в ночи. Тем, кто слишком много выпил или выкурил, но еще не вырубился, оставалось лишь в трансе бродить по дому. Стало опять шумно – гудели моторы, хлопали двери, по мокрому тротуару скользили шины – и воздух еще дрожал от резкой перемены настроения. Сначала они ехали по улице, где жил Лионел, за «Скорой», потом повернули на основную дорогу и на скорости выехали на шоссе.

– Ты правда думаешь, что с ним все будет хорошо? – спросила Талли. Ее трясло. Еще с того момента, когда Лионел загорелся.

– Да, – невозмутимо ответил он и кивнул.

– Ты… ты сразу сорвался с места и стал действовать. Откуда ты знал, что делать?

– Важно, чтобы человек оказался на земле. Естественная реакция человека в такой ситуации – стараться удержаться на ногах или бежать, а от этого будет только хуже.

– Черт. Спасибо, – сказала Талли. – Как твои руки? – Она взяла его за правую ладонь, повернула внутренней стороной. Эмметт поморщился и вернул руку на руль. В его одежду впиталась вонь гари, она ощущала этот вкус.

– Почти доехали. Он поправится. Все будет хорошо.

* * *

Они приехали в больницу. Зора была с Лионелом, а все остальные сидели в приемном покое. Почти одновременно вошли родители и мачеха Талли.

– Зора там, с ним, – подойдя к ним, сказала Талли.

– Он в сознании? Говорил с тобой? – спросил папа. Он и Глори пришли в спортивных костюмах, скрипучих кроссовках и плащах.

– Сразу после того, как это случилось, он говорил с Эмметтом. Эмметт обернул вокруг него свой пиджак, уложил на землю и затушил огонь, – объяснила Талли, указав на сидящего на стуле у стены Эмметта. Он поставил локти на колени и подался вперед, вытянув раненые руки перед собой скругленными ладонями вверх. Талли умоляла его, чтобы он показал их врачу, но он отказался. Ладони были красные, ободранные. Она сходила в круглосуточную аптеку через дорогу и купила алоэ, антибактериальную мазь и бинт. Уговорила его позволить ей самой обработать раны и перевязать руки бинтом.

– Значит, Лионел в порядке? А Эмметт? Больше никто не пострадал? – сыпала вопросами ее мама, яростно жуя свою никотиновую жвачку.

– Мы ожидаем дальнейших сведений. Все остальные в порядке, – сказала Талли. Родители и Глори пошли следом за ней к стулу, на котором сидел Эмметт.

– Как долго он там уже? – спросила ее мама, перебив открывшую рот, чтобы что-то сказать, Глори.

– Мы приехали минут двадцать назад, – ответила Талли.

– С ним все будет хорошо, – твердо сказала Глори. Папа Талли положил руку ей на спину, и Джудит, повернувшись к Талли, закатила глаза.

Находиться в больнице было тяжело и без того, чтобы играть роль третейского судьи между мамой и Глори, притом что Глори вообще-то даже не принимала участия в борьбе. Талли села между ними, оставив Эмметта на последнем сиденье, возле ее мамы, которая теперь беседовала с ним, говорила ему, что он герой.

– Нет, мэм. – Эммет помотал головой, выражение его глаз было пустым, как тогда на мосту.

– Мама! – сказала Талли, надеясь, что та замолчит. Эмметт закатал рукава, и оказалось, что от кисти до локтя его руки покрылись ярко-розовыми пятнами. Она спросила, нужно ли и их чем-нибудь обработать: бинт, алоэ? Он отрицательно покачал головой.

– Сегодня пришлось снова закурить. Я скоро вернусь, – поднявшись и взяв сумочку, сказала ее мама и пошла через автоматические двери. Талли смотрела ей вслед. В приемном покое были ожидающие в костюмах. Были здесь мальчик, одетый Человеком-пауком, который, похоже, сломал руку, и девочка в костюме банана, спящая на плече у матери. Мужчина в костюме белого медведя сидел и листал журнал, медвежья голова занимала стул рядом.

Папа Талли подался вперед и коснулся ее колена.

– Уверен, с ним все будет хорошо. Он крепкий, – сказал он. – И спасибо тебе, Эмметт. Что помог ему.

– Не стоит благодарности, мистер Кларк.

На телеэкранах в приемном покое мелькали кадры эпизода «Закон и порядок: Специальный корпус», который Талли видела раз сто. Глори достала из сумки вязание, и Талли принялась ее расспрашивать. Это приятно отвлекало. Она слушала Глори, которая рассказывала, что использует узор вязания с рельефными полосами, и как набрела на распродажу хлопчатобумажной пряжи, которую обычно заказывала в другом месте. Эти подробности легко притупляли мысли. Бен в своем костюме Леброна Джеймса сидел напротив, приобняв ту же женщину в костюме совы. Моряк Попай и Олив Ойл[72] сидели рядом – они тоже были друзьями Лионела и Зоры.

* * *

– Lieve schat, с тобой все в порядке? – спросил Нико, появившись через некоторое время после родителей Талли. Он избавился от пиджака и окровавленных болтов, но лицо его все еще было желто-зеленым; он стоял в своей футболке с надписью «МОНСТРА ЗОВУТ НЕ ФРАНКЕНШТЕЙН» и чесал в затылке. – Как Ли?

Талли обняла его, потом рассказала, что знала.

– Счет, – нахмурившись, тихо сказал Нико. В его устах это звучало как «чет», и частенько он говорил это слово вместо слова «черт» – когда он рос, его нидерландская мама говорила именно так. Нико опустил плечи, выдохнул. И посмотрел на Эмметта. – А он как?

– Небольшой ожог рук, – сказала она. Эмметт сидел, откинув голову назад и закрыв глаза.

– Твой парень? – наклонившись к ее уху, спросил Нико.

– Он мой друг… новый, – сказала Талли и вспомнила о поцелуе. С ума сойти. Как быстро все это случилось!

– Если хочешь, я останусь здесь, с тобой. Может, что-то надо сделать? Ты ела? Могу принести. Где Айша? – спросил он и оглянулся по сторонам, будто она появится при одном упоминании ее имени.

– В Лейк-Тахо. Завтра возвращается. То есть сегодня, – сказала Талли, осознав, что наступило воскресенье. – Я в порядке. Потом поем. Спасибо. Напишу тебе позднее.

– Точно?

– Точно. Иди домой и поспи, – сказала она и обняла его. Он попрощался, взяв ее лицо в ладони, поцеловал в лоб и ушел.

* * *

Талли тихо сидела рядом с Эмметтом, боясь разбудить его, если он спит. Она закрыла глаза и сбросила каблуки, прислонилась головой к стене. Жив ли Лионел? В панике она открыла глаза, посмотрела на все еще сидящего рядом Эмметта. Бросила взгляд на мерцающий телеэкран, долго смотрела на обои, пока узор сначала не расплылся, а потом прояснился снова. Неужели так и происходит? Родные настороженно не теряют надежды, но переживают на этих самых стульях в ожидании того момента, когда врач, может быть хирург, с трагическим выражением лица выйдет к ним с плохой новостью? Талли снова закрыла глаза, попробовала сосредоточиться на дыхании, дабы усмирить тошнотворное чувство внутри. Лионел не может умереть. Лионел не умрет. А что, если умрет? Бедная Зора. Бедный Ривер. Их родители, его друзья. Все-все. Люди на самом деле от такого умирали. От нелепых несчастных случаев погибло больше людей, чем Талли хотелось верить. Вмиг прерванные жизни, внезапные остановки дыхания происходили с пугающей частотой, каждую минуту.

Одиннадцатого сентября Лионел находился в Нью-Йорк-Сити, и Талли, которая три часа не могла до него дозвониться, в то утро мысленно его похоронила. А несколько лет назад Лионел во время командировки в Грин-Бей попал в аварию на снегоходе. Джудит тогда позвонила Талли и сказала: «Лионел разбился», и тут же у Талли заработал встревоженный мозг, похоронивший Лионела еще до того, как мама успела сказать, что он получил только небольшой перелом запястья. Мысль потерять старшего брата