Мужчина сказал мне серьезным тоном: «Тина, вы понимаете, что вам нужно говорить на языке страны, прежде чем вы сможете подавать на гражданство?»

«Да, – ответила я, горя желанием вызвать у них расположение. – Я могу рассказать вам на верхненемецком, кто я, откуда я и сколько у меня детей». Вроде… Я могла попробовать, а в случае, если у меня возникнут затруднения, мне разрешили подсмотреть в маленькую брошюрку с ответами. Может быть, я преувеличиваю, но могу поклясться, что один из молодых интервьюеров пялился на меня, как будто пытался заставить меня понервничать еще больше, чем я переживала на тот момент.

Я глубоко вздохнула и сказала: «Ich bin Tina Turner»[36].

Чтобы ответить на следующий вопрос, мне пришлось заглянуть в книжку. Помню, я спросила: «Могу ли я?» – «Darf ich?» Мой учитель постоянно напоминал мне, что швейцарцы очень педантичны в вопросах этикета, и учил меня всегда спрашивать разрешения, что я и успешно сделала.

Последний вопрос оказался самым сложным: «Вы можете рассказать нам, что вы знаете о Швейцарии?»

И тут мой мозг отключился, пока я, наконец, не вспомнила, как недавно была на вечеринке, где кто-то говорил про Schweizerpsalm, швейцарский национальный гимн. Этот человек подметил, что гимн был каким-то церковным, больше напоминающим песнопение, нежели патриотическую песню. Да и вообще «Schweizepsalm» на самом деле означает «швейцарский псалом». С ходу я решила сделать из этого тему для своего ответа. «Я как раз учу национальный гимн, – сказала я уверенно, – и мне кажется интересным, что гимн по звучанию напоминает религиозное пение. Он похож на пение, которое можно услышать в церкви».

Интервьюер опешил. Он бы не удивился, если бы я начала говорить про DJ BoBo, швейцарского рок-исполнителя, но он никак не ожидал, что Тина Тернер будет говорить про национальный гимн, самое священное музыкальное произведение. Оказывается, это и был идеальный ответ. Меня снова спасла песня. Комиссия утвердила мое заявление, и я стала счастливым обладателем швейцарского паспорта.

По каким-то причинам слухи о моем новом гражданстве очень быстро распространились и стали для людей более интересными, чем я сама. Был такой переполох и бесконечные пересуды о том, что я сделала это из-за налогов, хотя это неправда. Думаю, прожив в стране семнадцать лет с любимым человеком, я могу называть это место домом, особенно когда твой любимый скоро станет твоим мужем.

Я надеюсь, что подробности нашей свадьбы свежи в вашей памяти так же, как и в моей, хотя не уверена, что мое описание было настолько хорошим. Когда я закрываю глаза, то до сих пор чувствую запах этих божественных цветов. Возможно, я не первая невеста, которая пересматривает запись своей свадьбы снова и снова, а я так и делаю, и каждый раз, когда я нажимаю на кнопку «play», я вижу что-то новое, чего не замечала раньше.

Продолжение сказки наступило на следующий день после свадьбы, когда мы с Эрвином отправились в наш медовый месяц в гранд-отель Villa Feltrinelli на озере Гарда в Италии. Мы поехали туда, оставив гирлянды из цветов – этот милый традиционный символ молодоженов – на капоте машины. Начался ливень (слава богу, его не было днем ранее), цветы намокли и стали тяжелыми, поэтому нам пришлось остановиться и снять их. Отель с навесом для лодок, которые все были в нашем распоряжении, стал идеальным местом для медового месяца.

Мы поменяли одно прекрасное место на другое, когда встретили Опру в легендарном гранд-отеле Cap-Ferrat на юге Франции и согласились сняться в ее серии интервью Oprah’s Next Chapter.

Только Опра могла убедить невесту отказаться от ее медового месяца. Я согласилась, потому что нам было весело вместе, а отчасти из-за того, что хотела поговорить о своей прошлой жизни перед тем, как начну свою новую жизнь в качестве миссис Эрвин Бах. Я была готова обсудить все, включая свою жизнь с Айком, надеясь разобраться с этим раз и навсегда.

Последние пару лет я провела, планируя и организуя себя. Об этом я с уверенностью сказала Опре, описывая причины моего ухода на пенсию, мое помешательство на похудении и мою решимость сосредоточиться на том, что действительно важно. Я заявила, что управляю своей жизнью. Знаете одно замечательное выражение: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»? Когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что «управление» – это последнее слово, которое можно использовать для того, чтобы описать, что со мной произошло. Прошло как раз три месяца после моей свадьбы, и в обычное октябрьское утро, когда я с радостью собиралась в Марракеш провести отпуск со своими друзьями, одно событие разрушительной силы, напомнившее мне, что я простая смертная, захлопнуло передо мной дверь.

Я проснулась, открыла глаза и попыталась заговорить, но не смогла выдавить из себя ни слова. Эрвин, которому всегда удается сохранять хладнокровие в сложные времена, понял, что дело совсем плохо, и немедленно связался с моим лечащим врачом, доктором Веттером. Он сказал Эрвину, что мне нужно дать аспирин и немедленно ехать в больницу. Я продолжала думать, что со мной все в порядке. И когда на входе в больницу меня встретили с креслом-каталкой, я наотрез отказалась садиться туда и сдалась, только когда доктор настойчиво объяснил, что это поможет мне быстрее подняться наверх. Санитары уложили меня на стол, накрыли пеленкой, и тут я подумала: «Кажется, мы не поедем в Марракеш». Каким-то образом я не понимала, что мое состояние очень тяжелое. Что я перенесла инсульт.

Отрицание и опять отрицание.

У меня было такое непонимание происходящего, что когда я оказалась одна в палате, то решила встать. Перекинув ноги через больничную койку, я тут же упала и ударилась об пол. Вот тогда я поняла, что не смогу самостоятельно встать. «О боже мой, что же я наделала?» – сказала я про себя, как будто была виновата в том, что упала. «И как же мне все исправить?» – таким был мой следующий вопрос. К сожалению, у меня не было ответов. Мне было так неловко звать на помощь. Обладательница ног от ушей и стальных мышц, отточенных за годы танцев, не может встать. В ужасе я заползла на диван, и кое-как мне удалось принять положение сидя. Все это время я думала, что даже не могу представить Тину Тернер парализованной. В конце концов я уснула.

На следующий день доктор Веттер сказал мне, что у меня был инсульт. В этот раз я услышала его. Инсульт нанес по моему телу мощный удар. Вся правая сторона стала неподвижной. Он объяснил, что мне придется поработать с физиотерапевтом, чтобы снова научиться ходить, и что будет сложно использовать правую руку. Мне даже придется научиться вставать по-особенному на случай, если я буду падать. И тут я начала понимать, что падать мне придется… действительно много.

При нормальном стечении обстоятельств мы делаем наши первые шаги, будучи еще беззаботными, любознательными малышами, и в этот момент жизни нам присуща безграничная уверенность в себе в связи с тем, что мы еще не натыкались на препятствия, уготованные жизнью. Но если учишься ходить, будучи уже взрослым, ты уже точно знаешь, что будет, если упадешь, и в этом нет ничего хорошего. Это еще и унизительно. Я чувствовала себя такой слабой, такой беспомощной. Я сомневалась, что смогу снова ходить на высоких каблуках, не говоря уже о том, чтобы танцевать.