Мужчина, перебирая пальцами материал на спинке медведя, нахмурился. А затем, хмыкнув, поднял голову:

— Боюсь, я не могу помочь.

— Почему? — Настя в недоумении вздёрнула брови.

Настроение, приподнятое всего мгновение назад, вернулось к своему обычному состоянию. Каким оно бывает каждый проведённый без Миши день.

— Потому что у вашей игрушки в целом нет батареек. И не было, судя по всему.

— Но… — Девушка потрясла головой, не веря в услышанное. Миша лежал на боку, поджав переднюю лапу, а глазки-пуговки задорно блестели. — Но он же говорил… Точно говорил!

Мастер пожал плечами, выключая лампу, и отвёл в сторону глаза. Насте стало неуютно. Она поняла, что свет погас не в помещении, а в ней самой. В глубине сердца.

Девушка перевела взгляд на плюшевого медведя — последний подарок папы. Папы, который обещал быть всегда рядом. Папы, который оставлял игрушку с напутствием: всегда защищать друг друга. Папы, который вышел из квартиры и больше никогда не появился ни в ней, ни в жизни дочери.

Настя почувствовала, как начинает щипать глаза, и, прижав к себе игрушку, вышла из мастерской.

— Пожалуйста… Прошу, пожалуйста, — прошептала она в мягкое ушко, стискивая медведя в объятиях, и заплакала. Отчаянно. Горько. — Вернись ко мне. Вернись. Я не справлюсь одна. Уже не справляюсь. Вернись, пап, хорошо?

— Хорошо, — отозвался Миша Настиным голосом. И подмигнул.

Звёзды в саду

Через стекло оранжереи, преломляясь под неестественными углами, проникали бледно-жёлтые лучи солнца. Они подсвечивали находящиеся внутри предметы, придавали их очертаниям мягкое сияние. Казалось, что помещение наполнено еле заметными частичками волшебной пыли, блестящей и переливающейся разными цветами.

Виктория Сергеевна чихнула, когда пыль защекотала ноздри, и укоризненно покачала головой:

— Что ж такое-то… Будто специально кто пёрышком по носу водит.

Она нажала на пульверизатор, орошая высокую, почти до потолка, монстеру, а затем нежно провела кончиками пальцев по листу. Глянцевая тёмно-зелёная поверхность чуть качнулась, и капелька воды, скатившись, угодила Виктории прямо на шерстяной носок, выглядывающий из тапочки.

Переместившись левее, к углу оранжереи, женщина не без труда нагнулась и внимательно осмотрела кадку с кустиком твидии, склонившим длинные стебли. Соцветия свернулись и почернели, часть успела осыпаться. Виктория знала: причина не в уходе или неподходящих условиях. Твидии, как и самой женщине, не хватало Виктора.

* * *

Когда Виктор дарил жене на серебряную годовщину свадьбы горшок с крошечными ростками, то, как обычно, с лукавой улыбкой спросил:

— Знаешь историю о царице Твидии, в честь которой растение и названо?

— Нет. Такая существует? — усомнилась Виктория, с горящими глазами разглядывая невиданный ранее цветок.

— Существовала, — поправил Виктор. — Задолго до нынешней цивилизации. Твидия — владычица ночного неба и бескрайнего сада, в котором расцветали звёзды. Мудрая Ви с похожими на топазы глазами, о чьей доброте и справедливости слагали песни. Не дошедшие до нас, конечно.

— Это из какой же мифологии? — усмехнулась Виктория.

Виктор задумчиво нахмурился, поглаживая подбородок:

— Хм. Дай-ка подумать. Цветок родом из Южной Америки. Может, у ацтеков?

— Если из Южной, то, скорее, у гуарани. Или инков.

— Вот у кого-то из них — точно!

— Или всё же из племени имени Вити Катцына? Признавайся, романтик. Ты никогда не был силён в легендах. Выдумал?

Виктор рассмеялся:

— Эх, вот так и пробуй угодить любимой женщине!

— Выдумал, — подытожила Виктория, стараясь сохранить серьёзный вид, но не сдержалась и хихикнула в ответ: — Почти получилось, только вот «Ви» тебя выдало.

Виктор подошёл к жене и, наблюдая, с какой нежностью она рассматривает цветок, подмигнул:

— Надо же было провести между вами параллель. Да и не соврал нигде: ты у меня добрая, справедливая, красивая.

— Спасибо. Чудесный подарок.

— Он ещё и заколдован.

— Ну началось!

— Клянусь! Пока мы вместе, крошечные звёздочки будут цвести и сиять, подобно своим небесным собратьям.

— А если завянут, значит, ты разлюбил меня?

— Господи упаси, — наигранно испугался Виктор, и, прижав к себе жену, мягко поцеловал в висок. — Только смерть сможет нас разлучить. Так что это будет означать, что ты его просто забывала поливать.

* * *

Позади тихо скрипнула дверь. Виктория Сергеевна обернулась на звук, подозревая, кто зашёл в оранжерею. И не ошиблась.

Заложив руки за спину, по оранжерее медленно прошёлся новый руководитель, Артём Никитич. Молодой, со светлыми щёточками-усами, залихватски подкрученными кверху, и редкой бородкой, едва прикрывающей подбородок. Он пришёл сразу после смерти Виктора — бывшего директора оранжереи. Тот почти сорок лет управлял садом: оберегал его представителей, сумел наладить поставку редких растений из экзотических, почти диких мест, каждую субботу организовывал бесплатное посещение, угощая в конце всех желающих чаем с приготовленными Викторией блинчиками.

Сама Виктория Сергеевна была далека от организационных вопросов, предпочитая делиться интересными фактами и невероятными легендами о растениях, параллельно ухаживая за экземплярами, и потому с самого первого дня работы в оранжерее закрепила за собой обязанности садовода и экскурсовода. Она искренне верила, что лишь через заботу о хрупком безмолвном организме можно действительно осознать его ценность. А через призму историй — понять сущность.

Но как только Виктор умер — внезапно, прямо за рабочим столом, после привычной субботней беседы со школьниками, — мэрия города назначила нового руководителя. А тот оказался не из робких.

Хватило нескольких месяцев, чтобы Артём Никитич перекроил оранжерею почти целиком. Исчезли деревянные ульи, чьи обитатели из года в год способствовали опылению, и вместо пчёл Артём приказал запустить маленькие механические коптеры. Красивые разрисованные леечки, расставленные по всем укромным уголкам, группа одетых в белоснежные комбинезоны рабочих сложила в большой ящик и вывезла, взамен разместив возле каждого растения дисперсионный распылитель.

Также рядом с табличками, на которых аккуратным почерком Виктории были выведены названия растений на двух языках — русском и латыни, — установили заламинированные пластины с чёрточками и точками. После наведения на них камеры телефона, у каждого посетителя в наушниках, которые выдавались при входе, начиналась лекция. Сухая, наполненная фактами. Скучная до зубного скрежета.

Виктория честно попыталась прослушать её, но сдалась после второго зевка. А когда услышала, что нежно-голубую твидию называют лишь по-латыни — оксипеталумом, — игнорируя спешно дописанную Викторией сказку о царице небесного купола, то и вовсе отбросила от себя ни в чём не повинные наушники.

Твидию Виктория перевезла в оранжерею почти сразу после того, как осталась в доме одна. Цветок начал засыхать, вызывая тем самым воспоминания о Викторе. Не окреп он и в оранжерее, но хотя бы не так часто попадался на глаза, как в квартире. Был где-то неподалёку, ощущался на незримом уровне, — и этого хватало.

— Артём совсем