Я уже взрослый. Да и как тут не закурить, год какой выдался!

— А я и не смотрю, — подметил Евгений и тихонько хмыкнул. — Думаешь, я никогда не видел людей, считающих, что сигарета их делает старше?

Ванька выглядел уязвлённым:

— Сам-то куришь!

— Так уже полгода как бросил, — пожал плечами мужчина и кинул разделанную тушку в котелок.

— Как бросил? Ты же лет двадцать курил?

— Четырнадцать, — поправил Евгений. — Ну вот так. Взял и бросил. Надоело. Ты правильно сказал — год нелёгкий выдался. Надо же было его чем-то хорошим разбавить.

Ванька посмотрел на тлеющую сигарету в своей руке. На секунду показалось, что он сейчас затушит её и выбросит, но бунтовской период жизни взял верх и, продолжая буравить дядю взглядом, парень докурил. А затем сел обратно на пень и снова принялся за костёр. Минут через десять ему удалось добыть пламя и, довольный собой, он с наслаждением придвинулся ближе к огню, пытаясь согреться.

Зима выдалась сухая и холодная, малоснежная. Скелеты деревьев зловеще возвышались высоко над головами, покачивая на ветру своими тонкими веточками-руками. Луна, проглядывая сквозь них, освещала полянку, на которой путники разбили свой маленький лагерь.

Ванька заварил чай, как учил его раньше отец, ныне покойный, и протянул кружку дяде.

Тот с благодарностью улыбнулся и подмигнул:

— А у тебя что хорошего за год произошло?

— Ничего, — буркнул мальчик.

Евгений отмахнулся:

— Брось ты. Не может быть такого. Все родные живы и здоровы? У других и того нет…

— А у самого-то что хорошего? — Ванька чуть повысил голос. — Ах да, я забыл… Ты от тёть Оли ушёл, что может быть лучше?

По лицу его было видно, что он хоть и хотел побольнее задеть, но и сам испугался сказанного. Тётю Олю он, конечно, любил, и был расстроен их расставанием с дядей, но Евгений Ааронович был ему ближе и роднее.

Евгений внимательно посмотрел на племянника, но не рассердился, а пояснил, подбирая слова:

— Со стороны, может, это выглядит не очень. Виданное ли дело — в сорок лет решился на перемены! Но для меня и Оли — это хорошо. У нас разные пути. Разные взгляды. Она ещё встретит своего человека, того, кто её по достоинству оценит и полюбит. Она заслуживает счастья. А я ей этого дать не мог. Или не хотел, что, в данном случае, приравнивается друг к другу. Но в другой раз, прежде чем сказать что-то, подумай дважды. Давай миску, положу мяса. Готово уже.

Ели они молча, наслаждаясь вкусом еды. Ветра не было, и казалось, что лес вокруг замер, а время остановилось. Странное было ощущение, нереальное.

Ванька зябко поёжился и первым нарушил тишину:

— Я слышал, как бабушка рассказывала маме, что ты со всеми охотниками рассорился. Это правда?

— Отчасти. Мы не ссорились с ними. Я понял, что ни они не нуждаются во мне, ни я в них. И просто ушёл.

— Что-то ты от всех уходишь, — укоризненно произнёс Ванька.

Евгений снова пожал плечами и, отставив миску, вытер рот рукавом.

— Чтобы оказаться в следующей комнате, нужно открыть дверь. Уйдя от одних, я нашёл других. Главное, дружок, сердцем не стареть! — мужчина тепло улыбнулся. — И не бояться принимать решения. Жизнь менять трудно, иногда приходится отрывать с мясом, корчась от сильной боли. Но со временем эта боль стихнет, а рана заживёт, в отличии от той, которую не трогают, а она гниёт и гниёт.

— Фу, — Ванька передёрнулся, заслужив ироничный взгляд, и попытался оправдаться: — Неприятно ж всё равно.

Евгений согласился.

Где-то в глубине леса раздался вой. Ванька заметно испугался и дёрнулся было в палатку, где лежали ружья, но Евгений его остановил:

— Куда ты рванул-то? На волка решил поохотиться? Он быстрее тебя в три раза.

— А если нападёт? — мальчик пристально вгляделся в темноту.

— Не нападёт. Не станет к костру подходить.

— А вдруг…

— Успокойся, — оборвал его мужчина и решительно встал. — Будем дежурить.

— Дай мне одно ружьё, — попросил Ванька. — Вдруг волк…

— Чтоб ты себе ногу прострелил? — хмыкнул Евгений. — Нет уж. Ружья у меня останутся. Я разберусь. А если что услышишь, когда твоя очередь будет — сразу буди.

Парень, минуту назад растерянный и робкий, мгновенно вспыхнул:

— Я уже взрослый и сумею с ружьём справиться! Ты сам говорил, что нельзя ничего бояться! А теперь что, от слов своих отказываешься? Мне вот не страшен ни волк, ни лес! А ты? Боишься мне оружие доверить? Так грош цена твоим словам тогда!

— Ладно, ладно, — примирительно поднял руки Евгений и попятился. — Чего разбушевался-то? Дам я тебе ружьё. Посиди тут, принесу сейчас.

Мужчина скрылся в палатке, а Ванька перевёл дух, вытирая вспотевший лоб. Ноги у него дрожали, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Он справился, смог доказать, что готов!

От осознания небольшой, но победы, Ванька приосанился. Кровь закипела, а тело словно вибрировало, резонируя с окружающей природой. Захотелось идти в бой, рубить врагов и спасать пленных, драться и побеждать!

Евгений вылез из палатки и протянул племяннику ружьё.

— Держи. Это затвор. Приклад в плечо упирай, в случае чего. Да куда, хочешь без глаза остаться? Вот, правильно.

— А стреляет далеко? — поинтересовался Ванька.

— Далеко, — успокоил его дядя. — Но тебе стрелять не придётся. В темноте всё равно не увидишь ничего.

— Я первый подежурю, — предложил мальчик. — Ты с прошлой ночи на ногах. Поспи, потом поменяемся.

Охотник с сомнением посмотрел на племянника и покачал головой:

— Нет, иди отдохни, а я…

— Дядь! — Ванька сделал шаг вперёд и крепко сжал ружьё. На глазах выступили злые слёзы, но он сдержал их. — Хоть ты в меня поверь! Меня всю жизнь обзывали нюней, что я без отца рос! В команду по футболу не взяли, сказали: «Там характер нужен»! Мама чуть ли не до десятого класса нос мне вытирала и за руку в школу водила! А бабушка всех обидчиков моих гоняла и родителям их жаловалась! Как думаешь, прибавляло это мне уверенности? Да я хочу героем стать, наконец, только мне даже шанса не дают!

Евгений Ааронович крепко взял Ваньку за плечо и чуть тряхнул, приводя в чувство. Взгляд у него потеплел, и мужчина улыбнулся:

— Когда же ты поймёшь, что смелым тебя делает не сам бой, а готовность к нему? Необязательно другим это доказывать — главное, что ты в себе это чувствуешь. Ладно, не хнычь. Садись к костру. Через два часа сменю тебя.

Ванька порывисто обнял дядю и тот, неловко прижав племянника к себе, хмыкнул, а затем направился обратно в палатку. Мальчик поправил сползшую на глаза шапку