Через несколько минут он начал различать в толпе отдельныегруппы. Тройки местных, женщина и двое мужчин, – явное свидетельство влияниямршанских семейных стереотипов. Тесно сбитые кучки туристов с провинциальныхпланет, явно боящиеся отстать друг от друга… словно в крошечном городке можнобыло затеряться.

– Куда мы идем? – спросил Томми. Они как раз проходили мимовинного ресторанчика, построенного в форме традиционного мршанского жилища –трехгранной пирамиды.

– Ну, ты уже не мальчик, как на Урсе, чтобы вести тебя всувенирную лавку, – ответил Кей. – Как насчет вина?

– По-моему, не ты один думаешь о вине, – заметил Томми.Перед входом в ресторан выстроилась приличная очередь.

Дач поморщился.

– Это лохи, которые собрались пить помои. Идем.

Они шли еще с полчаса. Городок оборвался внезапно – словнонезримая стена отсекла небоскребы и бетонные дороги. Холмы покрывалиразноцветные пирамидки мршанских жилищ… отделенные от человеческого поселенияцепочкой предупреждающих знаков. Символ – перечеркнутая человеческая фигурка,не нуждался в пояснении.

Кей равнодушно прошел мимо плаката.

– Дач! – Томми замер. – Это же запрещено!

Кей повернулся:

– Граница имперского поселения не равнозначна территорияммршанцев. Это нейтральная зона, пять километров вне законов. Идем.

Здесь не было дорог. Только трава – слишком плотная ировная, чтобы она могла вырасти сама по себе. Домики казались пустыми. Лишь уодного сидело три фигуры – Томми с некоторым удивлением понял, что это двамршанца и человеческая женщина. Они проводили их любопытными взглядами, ноничего не сказали.

Томми слегка успокоился.

Кей шел впереди, непонятным образом ориентируясь средиоднотипных пирамидок. Никаких номеров или указателей… может быть, их рольвыполняла окраска?

– Кей… – Томми почти бежал, стараясь не отстать. – Куда тымчишься?

– Мы уже пришли, – Дач свернул к ярко-голубой пирамидке навершине холма.

Солнце Фиерны – чуть меньше, но жарче терранского,эталонного для человеческой расы, жарило с безоблачного неба. Томми вспотел иначал задыхаться, когда они добрались до узкого треугольника тени.

– Причешись, – коротко бросил Кей, посмотрев на него. Досталрасческу, и причесался сам, быстро и аккуратно. – Это та малость, которую мыможем соблюсти в рамках мршанского этикета.

Наверное, в стенах дома были сенсоры. Кей не коснулсяголубых пластиковых панелей, и ничего больше не произнес, но стена беззвучнораскрылась.

– Идем, – Кей первым шагнул в темноту. – Здесь спуск,осторожно…

Пирамидка оказалась лишь колпаком, прикрывающим крутоуходящий вниз туннель. Незаметные лампочки слегка подсвечивали этот аналоглестницы, но идти было трудно. Ребристый шершавый пол помогал, но угол спускабыл слишком велик, а низкий потолок заставлял пригибаться даже Томми.

– Встань на четвереньки, – посоветовал Кей.

– А это нормально?

– Более того – жест вежливости.

Поколебавшись, Томми последовал совету. Сам Кей продолжалидти, скрючившись в три погибели.

– Лифты удобнее, – сообщил Томми через минуту. Он чувствовалсебя идиотом.

– Мы в гостях, – сухо ответил Кей. – В чужой корабль сосвоими программами не ходят.

Туннель кончился метров через десять – маленьким округлымзалом. Томми выпрямился, с удивлением заметив, что стены и потолок вокруг земляные.Но несколько маленьких ламп на полу давали вполне приличное освещение.

У дальней стены, свернувшись клубком, лежал мршанец. Шерстьего отливала темным золотом, уши слегка подрагивали, но не поднимались. Старыйчужой… мршанцы использовали аТан, но крайне ограниченно.

– Приветствую тебя, друг моего детства, – сказал Кей,опускаясь на пол.

Едва успевший распрямиться Томми, торопливо последовал егопримеру. Мршанец продолжал лежать, лишь мутноватый взгляд остановился на Кее.

Дач заговорил вновь.

Мршанская речь не считалась трудной. Фактически, это былвторой по легкости восприятия язык, после булрати-боевого.

Но вот воспроизвести все оттенки интонаций, несущих несмысловую, а эмоциональную нагрузку, считалось практически невозможным.

Сейчас Томми показалось, что Кей пересек границу доступногочеловеку.

Он не понимал ни единого слова. Знакомые ему из краткогокурса обороты были изменены до неузнаваемости, Дач явно не пытался следоватьутвержденным схемам, а импровизировал, меняя порядок слов и наборы возможныхокончаний совершенно вольно. Это запрещалось всеми справочниками – малейшаяошибка могла превратить приветствие в оскорбление, а пожелание здоровья и мирав проклятие. Для того, чтобы говорить как мршанцы, надо было думать как чужой,надо было стать чужим.

Дач делал именно это.

– Приветствую, мой маленький друг, – тихо сказал мршанец наобщеимперском. – Я не нуждался в доказательствах, твое лицо изменено, но запахвсе тот же, – он поднялся с пола, сделал несколько шагов на четвереньках, сзаметным усилием выпрямился. К старости мршанцам становилось все труднее итруднее сохранять вертикальную позу. Кей тоже приподнялся, сел на корточки,оказавшись вровень с мршанцем, склонил голову. Привстал и Томми – от пола острои неприятно пахло мокрой шерстью.

– Рад, что ты жив и подрос, – сказал мршанец, опуская тонкуюруку на голову Дача. – Тебе хватает пищи и времени, Кей?

– Да, Джассан. Сыт ли ты, и можешь ли размышлять?

– Благодарю, мой маленький друг.

– Твой разум не впал в дряхлость как тело? Ты способенрассуждать здраво, и соблюдать чистоту своей шерсти?

Томми прошиб пот.

– Благодарю, мой маленький друг. Я еще могу думать иговорить. Все труднее быть опрятным, но я держусь.

– Позволь поухаживать за тобой, Джассан.

– Доставь себе радость, Кей.

Дач несколько раз провел ладонью по лицу Джассана, то лирасчесывая шерсть, то ли просто гладя мршанца. Потом пальцы его сжались,раздался легкий щелчок и он отбросил что-то крошечное.

– Паразиты даны нам не зря, – сказал мршанец. Томми не сразузаметил, что он обращается к нему. – Как иначе проявить любовь друг к другу,если не убивая врагов.

Словно во сне Томми сделал шаг к мршанцу.

– Позволь мне поухаживать за тобой, друг моего друга, –сдавленно произнес он.