Эти ответы Иван с матерью давали еще без пыток. Отсюда опять видно, что в натуре посла превалировал не дипломат, а бравый офицер, считавший делом чести заступиться за свергнутую «принцессу», еще и петушившийся перед дамами. А уж насколько окрылились Лесток, французский и прусский послы! Замешана Бестужева! Жена брата ненавистного вице-канцлера – а ведь и он дружески встречался с Ботта! Д’Алион восторженно отписал во Францию: «Наконец наступила минута, когда я могу насладиться счастием погубить или по крайней мере свергнуть Бестужева».

Следствие дошло до пыток. К Лопухиным и Бестужевой добавлялись новые имена. Поручик Машков, прапорщик Зыбин, князья Гагарин и Путятин, подпоручик Акинфов, дворянин Ржевский. Участвовали в разговорах Лопухиных – как хорошо бы вернуть на трон прежних правителей. Ругали Елизавету. Зыбин, например, рассуждал, что за Анну Леопольдовну с ее семьей наверняка начнет войну Пруссия, «а когда меня пошлют, то я драться не буду, а уйду в прусское войско… Думаю, что и многие драться не станут». Дальше болтовни дело не пошло, но преступление было налицо. Нарушение присяги императрице, «оскорбление величества». И заговор-то фактически был, хоть он и не успел оформиться, реализоваться.

Но с Бестужевыми у их врагов вышел полный прокол. Михаила взяли под домашний арест, однако он был женат на Анне Ягужинской-Головкиной всего два месяца. Ее дружбы с Лопухиными не разделял, не бывал у них, а от супруги сразу отрекся. Никаких показаний против него вытянуть у обвиняемых не смогли. И тем более против вице-канцлера. С Михаилом он успел рассориться – тот был старшим и не терпел, что младший пытается им распоряжаться. Ну а контакты Алексея Бестужева с австрийским послом не выходили за пределы его обязанностей.

19 августа 1743 г. сенатское «генеральное собрание» приговорило троих Лопухиных и Анну Бестужеву к колесованию с отрезанием языка, Софию Лилиенфельд, Машкова, Зыбина и Путятина – к отсечению головы. Императрица четверым главным обвиняемым заменила казнь на битье кнутом. Остальным – плети, разжалования в матросы или деревенские ссылки. Бестужева передала палачу свой драгоценный крест, и он пощадил. Кнутом прошелся вскользь, язык лишь надрезал. Гордая Наталья Лопухина отбивалась, ударила и укусила палача. Поэтому ее с сыном и мужем отделали по полной программе, повезли в Селенгинск, Бестужеву – в Якутск.

Но на международных делах «бабий заговор», как его назвали, сказался весьма пагубно. Недалекий Ботта совершенно напрасно рассчитывал на Фридриха – ему было глубоко плевать на родство жены, которую он почти не видел. Зато короля порадовала возможность вбить клин между Австрией и Россией и самому подольститься к Елизавете. Ведь Ботта теперь был послом в Пруссии – и Фридрих немедленно потребовал от Вены отозвать его. По сути, выслал, о чем не преминул сообщить в Петербург.

А Елизавета обратилась в Австрию, настаивала наказать дипломата (что он действительно заслужил глупой болтовней). Нет, тут у Марии Терезии взыграло самолюбие. Она упрямо стала выгораживать посла, ссылалась на его прежние заслуги. Заявляла, что «преступники могли из страха показать на Ботту, а другое нанесено от моих неприятелей». Но у царицы такая защита нашкодившего дипломата вызвала подозрения, что замыслы освободить Анну Леопольдовну с мужем и детьми были не его личной инициативой, а планами Австрии. Отношения с ней чуть не дошли до разрыва.

Воспользовался этим Фридрих. Подтверждая «дружбу», через российского посла передал совет для государыни: низложенную семью заслать «в такие места, чтоб никто знать не мог, что, где и куда оные девались, и тем бы оную фамилию в Европе совсем в забытое привесть». Он попал в точку. Ведь из допросов Лопухиных открылось, что строжайшие секреты, где и как содержат свергнутых правителей, хорошо известны всему Петербургу! И что охрана им симпатизирует! Совет Фридриха Елизавета сразу исполнила. После годичного заключения в Динамюнде Анну Леопольдовну с родными повезли подальше от границ – в Ранненбург (ныне Чаплыгин Липецкой обл.). Причем начальник конвоя перепутал. Повез в Оренбург. Лишь по дороге исправили ошибку.

Российскими встрясками решила воспользоваться и Франция. Ее с оставшимися союзниками теснили на всех фронтах, она вела тайные переговоры с Фридрихом, чтобы снова вступил в войну. А Шетарди, вернувшись на родину, доказывал начальству, что сохранил огромное личное влияние на Елизавету, может втянуть ее в союз. У д’Алиона свалить Бестужева не получилось, но у него получится – дескать, позиции вице-канцлера ослабли, а Лесток набрал полную силу. В правительстве Людовика XV согласились, что шанс неплохой.

Хотя имелся серьезный подводный камень: Австрия-то признала императорский титул Елизаветы, а Франция признавать его принципиально не собиралась. Придумали, как выкрутиться. Шетарди ехал частным лицом, без посольских верительных грамот, где обойти титул было никак нельзя. Он вез два королевских письма к Елизавете. Одно «дежурное», в общих словах о «дружбе». Второе было написано собственной рукой Людовика с полным титулом императрицы, подтверждало полномочия Шетарди. Почти верительная грамота, но… без подписи канцлера и государственной печати. Сам посланец намеревался обрабатывать государыню в неформальной обстановке. А на крайний случай при встрече с глазу на глаз предъявить второе письмо. Елизавета без своих министров нарушения не заметит, проскочит как верительная грамота, но за признание титула (от которого Франция откажется) последует требование отставки Бестужева.

Прямая дорога в Россию была перекрыта фронтами, Шетарди пришлось ехать через Данию и Швецию. Но сценаристы игры многого не учли. Русские дипломаты тоже были не лыком шиты. Посол во Франции Кантемир доложил и о планах Версаля, и о «потаенной», под видом частного путешественника, миссии Шетарди. Донесения ложились на стол Бестужева. Окружение императрицы теперь контролировали его враги, но он нашел союзника среди любимцев Елизаветы – Михаила Воронцова. Этот ограниченный хлыщ возвысился женитьбой на двоюродной сестре государыни Анне Скавронской, государственных дел никогда не касался. Ему польстило, что сам Бестужев обращается к нему за покровительством. И при этом он, ноль без палочки, становится важной политической фигурой. Вице-канцлер, умело подбирая материалы, стал доводить их до Елизаветы через Воронцова. Насчет Шетарди они пришлись на благодатную почву. Потому что и для царицы ее игра с французом была исчерпана. Приключения, флирт, может и что-то большее. Красивое завершение с богатыми подарками – возобновлять игру Елизавета не собиралась, ничего нового она не сулила.

А Шетарди нацелился приехать 25 ноября. К торжествам в годовщину ее прихода к власти. Эффектно появиться на балу живым напоминанием о собственной роли в этом событии. Но он завяз в распутице на финских дорогах. Швырял деньгами, менял лошадей. Успел в Петербург к ночи 24-го… А лед на Неве еще не окреп, переправы не было. Музыка и фейерверки гремели на левом берегу, он же застрял на