Читая рукопись, я не мог отделаться от ощущения, будто шагза шагом повторяю путь, пройденный больным, извращенным сознанием. Строчка застрочкой автор текста бессознательно документировал свое падение в пропастьбезумия. Последняя треть книги выглядела безнадежной попыткой выкарабкаться,повернуть вспять. Она звучала криком отчаяния из темницы сумасшествия,исполненным жаждой бежать из запутанного лабиринта ходов и тоннелей, опутавшегосознание. Мольба обрывалась на полуслове — открытый финал, многоточие безвсяких пояснений.

К этому моменту у меня уже слипались глаза. Из окна меняобдавало ветерком, дувшим с моря и сметавшим туман с черепичных крыш. Я ужесобирался закрыть книгу, но вдруг поймал себя на том, что меня беспокоит некаяважная деталь, на которую я машинально обратил внимание, но не придал значения.И эта отмеченная мною характерная особенность имеет отношение кполиграфическому оформлению рукописи. Я вернулся к первой странице и принялсязаново просматривать текст. Причину беспокойства я обнаружил на пятой строчке.Далее она появлялась регулярно через две-три строки. Одна из букв, заглавная«С», слегка наклонялась вправо. Я достал из ящика чистый лист бумаги и заправилего в каретку «Ундервуда», стоявшего на столе. И напечатал первое попавшеесяпредложение из книги: «Соборные колокола Санта-Мария-дель-Мар торжественнозвонили».

Вытащив листок, я внимательно рассмотрел шрифт в светенастольной лампы: «Соборные… Санта-Мария».

Я вздохнул. Книга «Lux Aeterna» была напечатана на моейпишущей машинке, и вполне возможно, за этим самым письменным столом.

4

Утром я вышел позавтракать в кафе, находившееся напротивпортала церкви Санта-Мария-дель-Мар. В квартале Борн теснились грузовыефургоны, народ толпами стекался на рынок, и армия лавочников и оптовыхторговцев, открывала свои магазины. Я выбрал один из столиков на улице изаказал кофе с молоком. Беспризорный экземпляр «Вангуардии» лежал на краюстола, и я взял его на попечительство. Бегло просматривая заголовки ивступления к статьям, я заметил девушку, поднимавшуюся по лестнице к вратамцеркви: она уселась на верхней ступени и принялась меня тайком разглядывать.Девушке было, наверное, лет шестнадцать-семнадцать. Она делала вид, что пишетчто-то в тетради, и косилась на меня исподтишка. Я спокойно пил кофе с молоком.Через некоторое время я знаком подозвал официанта.

— Видите сеньориту, которая сидит у дверей храма?Скажите ей, чтобы она заказала что захочет, я угощаю.

Официант кивнул и направился к девушке. Увидев, что к нейкто-то идет, девушка уткнулась в тетрадь, притворившись, будто с головойпоглощена своим делом, что вызвало у меня улыбку. Официант остановился околодевушки и кашлянул. Она подняла глаза от открытой тетради и посмотрела на него.Официант передал поручение и в конце краткой речи указал на меня. Девушкабросила в мою сторону встревоженный взгляд. Я помахал ей. Ее щеки вспыхнулиогнем. Она встала и несмело приблизилась к столику, уставившись на носки своихтуфель.

— Исабелла? — уточнил я.

Девушка вскинула голову и тяжело вздохнула, досадуя на своюнеловкость.

— Как вы узнали? — спросила она.

— Сверхъестественная интуиция, — отвечал я.

Она подала руку, я холодно пожал ее.

— Можно сесть? — спросила она.

И, не дожидаясь ответа, девушка села за столик. За полминутыона раз шесть поменяла положение, пока не приняла первоначальную позу. Янаблюдал за ней с деланным равнодушием.

— Вы меня не помните, правда, сеньор Мартин?

— А я должен?

— Я много лет каждую неделю приносила вам корзину сзаказом из «Кан Хисперт».

В памяти возник образ девочки, долгое время доставлявшей мнепродукты из бакалейного магазина, и слился с лицом — повзрослевшим и чуть болееугловатым — нынешней Исабеллы, превратившейся в женщину с мягкими формами итвердым взглядом.

— Девочка с чаевыми, — промолвил я, хотя от тойдевочки почти ничего не осталось.

Исабелла кивнула.

— Мне всегда было любопытно, на что ты тратила этиденьги.

— На покупку книг в «Семпере и сыновья».

— Если бы я знал…

— Если я вам мешаю, то уйду.

— Ты мне не мешаешь. Хочешь что-нибудь заказать?

Девушка покачала головой.

— Сеньор Семпере говорит, что у тебя есть талант.

Исабелла пожала плечами и одарила меня иронической улыбкой.

— Как правило, чем талантливее человек, тем сильнее онсомневается в своей одаренности, — заметил я, — и наоборот.

— Тогда я, должно быть, исключение, — отозваласьИсабелла.

— Добро пожаловать в нашу тесную компанию. Итак, что ямогу для тебя сделать?

Исабелла набрала побольше воздуха в легкие.

— Сеньор Семпере сказал, что вы не откажетесь прочестькакую-нибудь из моих вещей, высказать свое мнение и дать совет.

Не отвечая, я несколько мгновений пристально смотрел ей вглаза. Она выдержала мой взгляд не мигая.

— И все?

— Нет.

— Так я и думал. И каков же пункт второй?

Исабелла не раздумывала ни секунды.

— Если вам понравится работа и вы решите, будто у меняесть способности, я хотела бы попросить вас, чтобы вы позволили стать вашейпомощницей.

— Почему ты вдруг вообразила, что мне нужна помощница?

— Я могла бы приводить в порядок ваши черновики,перепечатывать их на машинке, исправлять ошибки и недочеты…

— Ошибки и недочеты?

— Я вовсе не намекаю, что вы делаете ошибки…

— А тогда на что ты намекаешь?

— Ни на что. Но четыре глаза надежнее, чем два. И, крометого, я могла бы заниматься корреспонденцией, отвечать на письма и помогать вамв поисках справочного материала. А еще я хорошо готовлю и умею…

— Ты просишь у меня место помощницы или кухарки?

— Я прошу дать мне шанс.

Исабелла потупилась. Я не смог сдержать улыбки. Помимо волиэто забавное создание вызывало чувство симпатии.

— Давай поступим так. Принеси лучшие двадцать странициз всего, что ты написала. Выбери вещь, которая, по твоему мнению, наиболееярко отражает твое мастерство. И ни страницей больше, все равно я не буду этодаже смотреть. Я внимательно прочитаю двадцать страниц, а потом мы поговорим.

Она просияла, и на миг печать суровости и напряжения,лежавшая на лице, изгладилась.

— Вы не пожалеете, — пообещала девушка.

Она встала и возбужденно посмотрела на меня.