Мне снилось, будто я пришел на похороны дона Педро. Небо,пышущее багрянцем, грозило раздавить лабиринт крестов и ангелов, раскинувшийсявокруг внушительного мавзолея рода Видаль на кладбище Монтжуик. Молчаливаяпроцессия в черных покрывалах плавно шествовала вокруг портика мавзолея,представлявшего собой амфитеатр из потемневшего мрамора. Черные фигуры, шедшиев процессии, несли по большой белой восковой свече. В свете сотен языковпламени четко вырисовывался силуэт мраморной скульптуры скорбного ангела, горюющегона пьедестале. У подножия постамента зияла открытая могила моего наставника. Вглубине могилы стоял стеклянный саркофаг. Тело Видаля, облаченное в белое,покоилось под стеклом. Глаза мертвеца были открыты, и черные слезы катились унего по щекам. Из толпы скорбящих выступила тень его вдовы, Кристины. Она упалана колени перед гробом, обливаясь слезами. Участники похоронной процессиивереницей проходили мимо покойного, и каждый клал на стеклянный гроб чернуюрозу. Постепенно цветы полностью засыпали стекло, оставив на виду лишь лицоусопшего. Два могильщика опустили гроб в яму, на дне которой плескалась густаятемная жидкость. Саркофаг заколыхался на волне крови. Кровь мало помалупросачивалась сквозь щели стеклянных запоров, и гроб медленно стал тонуть. ТелоВидаля затопило, но прежде, чем его лицо окончательно погрузилось в кровь,глаза наставника пришли в движение, и он посмотрел на меня в упор. Взлетеластая черных птиц, и я бросился бежать, петляя по дорожкам необъятного городамертвых. Только отдаленные рыдания служили мне ориентиром в поисках выхода, и ясумел ускользнуть от темных фигур, то и дело заступавших путь: со стенаниямиони умоляли забрать их с собой и спасти из царства вечной тьмы.

Меня разбудили патрульные, постучав резиновой дубинкой поноге. Уже наступила ночь, и мне потребовалось несколько секунд, чтобыразобраться, кто передо мной — агенты службы общественного порядка или эмиссарысмерти, посланные с особым поручением.

— Послушайте, сеньор, идите-ка отсыпаться после попойкив свою постельку, договорились?

— Как прикажете, мой полковник.

— Шевелитесь, или я упрячу вас за решетку. Посмотрим,как вам понравится такая шутка.

Меня не пришлось долго уговаривать. Поднявшись не без труда,я взял курс на свое жилище, надеясь добраться туда раньше, чем снова собьюсь спути истинного и ноги сами приведут меня в третьесортный кабак. Дорога, накоторую в нормальном состоянии я потратил бы десять-пятнадцать минут, в ту ночьоказалась раза в три длиннее. Наконец я чудом добрался до дверей собственногодома. Но надо мной, верно, висело какое-то проклятие, ибо я вновь увиделИсабеллу, на сей раз сидевшую и ждавшую меня во внутреннем дворике особняка.

— Вы пьяны, — заявила Исабелла.

— Наверняка, поскольку только в припадке белой горячкимне могло почудиться, что среди ночи я нахожу тебя, сонную, на пороге своегодома.

— Мне больше некуда идти. Мы с отцом поссорились, и онвыгнал меня из дома.

Я закрыл глаза и вдохнул поглубже. Разум, отупевший отвыпивки и горя, оказался не в состоянии облечь в приемлемую форму потокругательств и проклятий, вертевшихся на языке.

— Ты не можешь здесь остаться, Исабелла.

— Пожалуйста, только на одну ночь. Умоляю вас, сеньорМартин.

— Только не надо смотреть на меня как агнец,приготовленный к закланию.

— Между прочим, я оказалась на улице по вашейвине, — добавила она.

— По моей вине. Вот это мило! Не знаю, есть ли у тебяталант, чтобы писать, но больного воображения в избытке. Хотелось бы узнатьхотя бы самую завалящую причину, чем я виноват, что сеньор папа выставил тебя наулицу?

— Когда вы пьяны, вы странно выражаетесь.

— Я не пьян. В жизни не напивался. Отвечай на вопрос.

— Я сказала отцу, что вы взяли меня помощницей и потомуя отныне намерена заниматься литературой и больше не смогу работать в магазине.

— Что?

— Может, войдем? Я продрогла, и у меня онемела задница,оттого что я задремала на ступенях.

Я чувствовал головокружение, меня одолевала тошнота. Явозвел глаза к слабому сумеречному свету, проникавшему сквозь слуховое окно надверхней площадкой лестницы.

— Неужели это кара небесная, посланная для того, чтобыя покаялся в своей беспутной жизни?

Исабелла с любопытством проследила направление моеговзгляда.

— С кем вы разговариваете?

— Ни с кем. Это монолог. Прерогатива пьяного. Но завтрас утра я намерен вступить в диалог с твоим отцом и положить конец бессмыслице.

— Не уверена, что это хорошая идея. Отец поклялся, чтоубьет вас, если увидит. Под прилавком он держит двуствольное ружье. Он такой.Однажды он застрелил из своей двустволки быка. Было лето, дело происходило близАрхентоны…

— Замолчи. Ни слова больше. Тихо.

Исабелла умолкла и уставилась на меня в ожидании. Явозобновил поиски ключа. В тот момент я был не в состоянии разбираться вхитросплетениях лжи болтливой отроковицы. Мне требовалось рухнуть в постель изабыться, причем желательно именно в таком порядке. Поиски ключей затянулись нанесколько минут и явных результатов не принесли. Наконец Исабелла, не проронивни слова, подошла ко мне и, покопавшись в кармане моего пиджака, который я ужеобшарил сотню раз, достала ключ. Девушка показала его мне, и я обреченнокивнул.

Исабелла открыла дверь и помогла мне войти. Она довела менядо спальни, как инвалида, и уложила в постель. Девушка поправила подушки подголовой и стащила с меня ботинки. Я посмотрел на нее в смятении.

— Успокойтесь, брюки я снимать не собираюсь.

Расстегнув пуговицы на воротнике, она присела со мной рядом,глядя на меня. И улыбнулась с печалью, не соответствовавшей юному возрасту.

— Никогда не видела вас в таком отчаянии, сеньорМартин. Это из-за той женщины, да? С фотографии?

Она взяла мою руку и погладила ее, утешая.

— Все пройдет, поверьте мне. Все пройдет.

Помимо воли глаза мои наполнились слезами, и я отвернулся,чтобы она не увидела выражения лица. Исабелла погасила лампу на ночном столикеи продолжала сидеть со мной в темноте, слушая, как плачет жалкий пьяный, незадавая вопросов и не предлагая иного участия, кроме своего присутствия идоброты, пока я не забылся сном.

7

Меня разбудили муки похмелья, капкан, сжимавший виски, изапах колумбийского кофе. Исабелла придвинула к кровати столик, на которомстояли кофейник со свежим кофе и тарелка с хлебом, сыром, ветчиной и однимяблоком. От вида еды меня затошнило, но я немедленно потянулся к кофейнику.Исабелла, незаметно наблюдавшая за мной с порога, тотчас приблизилась и налилачашку кофе, радостно улыбаясь.

— Вот, выпейте, он крепкий, и вы станете как новенький.