Они распрощались с уговором обязательно встретиться на следующий день, однако этим планам помешал проливной дождь, и Элизабет только очень надеялась, что Энтони догадается о причине ее отсутствия на прогулке и сам не станет мокнуть, рассчигывая на ее безрассудство. Впрочем, здравомыслия ему было не занимать, что подтверждалось каждым его поступком и первыми же словами следующим утром:

— Мы с мисс Флетчер вчера какие только заговоры на погоду не вспомнили, но все тщетно: угомонить британский дождь под силу только богу.

Элизабет с трудом заставила себя пропустить это «мы» мимо ушей: все-таки черноглазая, похожая на куклу, Ребекка, несмотря на многочисленные опровержения их с Энтони взаимного интереса, не давала ей покоя.

— Надеюсь, однако, этот день отдыха пошел ей на пользу, — со старательным дружелюбием ответила она.

— Мы с Китти соблюдали все рекомендации, данные вами и доктором Харви, — с улыбкой заметил мистер Рид. — Так что, надеюсь, здоровый румянец на щеках Ребекки не случаен.

«Мы с Китти» было сказано совершенно тем же тоном, что и «мы с мисс Флетчер», а потому Элизабет отогнала нерадивые мысли. Уж ревновать к служанке было бы совсем смешно.

— Если все так, как вы говорите, то завтра мы заглянем в Кловерхилл вместе с Эмили, — пообещала она. — Она сегодня просилась, но я побоялась утомить мисс Флетчер: Эмили — это такой сгусток эмоций, что иногда с ней и здоровому человеку не совладать, не то что едва пришедшей в себя скромнице.

— А мне кажется, что мисс Эмили как раз из тех, кто способен скорее вернуть Ребекке себя, — возразил Энтони, и Элизабет невольно отметила, что даже его несогласие с ней ей приятно. — Она обладает восхитительной живостью, которой делится без всякой скупости, а ее непосредственность могла бы стать в нынешнем положении куда как лучшим лекарством, чем любые микстуры.

— В таком случае — исключительно под вашу ответственность, мистер Рид, — рассмеялась Элизабет. — Вы, несомненно, лучше знаете мисс Флетчер и можете судить, что для нее предпочтительнее.

— Знаю лишь настолько, насколько мне позволяет это делать опыт, — снова поправил ее Энтони, однако и этому возражению Элизабет была рада. — Но не удивлюсь, если через пару недель вы с мисс Эмили разобьете все мои умозаключения без всякого снисхождения: все-таки вы, леди, совершенно уникальные создания и не поддаетесь никакому разумению.

— Что, впрочем, ничуть не мешает вам делать свои выводы и на их основании принимать решения, — не удержалась от не обидной шутки Элизабет. Мистер Рид поклонился, соглашаясь.

— Вы снова сочтете меня нескромным, но обычно они более чем верны, — сказал он. — И только вы, мисс Уивер, раз за разом поражаете меня до глубины души, заставляя чувствовать себя болваном и, к собственному стыду, не знать, как исправить ситуацию.

Наверное, такое обвинение могло бы показаться неприятным и даже оскорбительным, да только Элизабет в эти мгновения слушала Энтони не разумом, а сердцем, впитывая и виноватый взгляд голубых глаз, и осторожный комплимент в чуть охрипшем голосе, а потому сумела найти лишь один ответ:

— В таком случае вас не удивит моя новая причуда, — она пригнулась к шее Тайны и резко щелкнула поводьями. — Догоняйте!

Да, это было сумасшествием! Да, Элизабет вела себя, как малолетняя девчонка! Да, совсем еще недавно она всей душой осуждала подобное кокетство и никак не могла ожидать его от себя. Да, Энтони Рид был для нее совершенно посторонним человеком, который мог и не принять столь откровенного ребячества и попросту разочароваться в ней, что, наверное, было бы самым обыденным после такого ее поступка.

Он пришпорил Везувия, но направил его не по тропинке вслед за Тайной, а наперерез, через холм, чтобы спустя всего пару минут встретиться с Элизабет лицом к лицу и сказать какие-то красивые фразы о резвости ее коня, но Элизабет в те секунды дышала лишь совершенно непререкаемым выражением восторга на его лице, зная, что и он в ее глазах может прочитать лишь его же.

Нет, она ничего не могла с собой поделать! Он с каждым днем — да что там, с каждым мгновением, проведенным рядом, — нравился ей все больше. Даже захоти, Элизабет теперь не сумела бы найти у него хоть один недостаток. О его заботливости, вежливости, предусмотрительности не стоило и говорить, но даже его упрямство доставляло Элизабет какое-то необъяснимое удовольствие, особенно если в итоге ей удавалось его перебороть. Впрочем, и в ином случае Элизабет находила повод для доброй улыбки. Ей было приятно слушать мистера Рида и соглашаться с ним, даже если поначалу некоторые его выводы вызывали протест. Но Энтони удавалось привести такие доказательства своей правоты, что Элизабет не оставалось ничего иного, кроме как признать ее. И в этом она тоже находила повод для радости, а ведь раньше и подумать не могла, что проигрыш в споре способен стать ее источником. Просто вдруг оказалось, что удовлетворение собственных амбиций не столь важно, как осознание превосходства уровня его знаний над ее. Пожалуй, это можно было назвать тщеславием, но Элизабет не могла бы представить своим мужем человека, которым не способна восхищаться.

Энтони же восхищал ее постоянно. Не нарочно, без всякой сторонней мысли или желания получить соразмерный отклик, он словами, поступками и — как же хотелось в это верить! — чувствами дарил ей радость и наполнял сердце самой чистой нежностью. А его абсолютно ровное обращение с мисс Флетчер — в отличие от нередких и бесконечно приятных срывов в общении с Элизабет — давало единственно верный ответ о бессмысленности ревности к той. Ребекка тоже держалась с Энтони тепло, но и только: голосок ее при разговоре с ним не дрожал, личико не заливалось краской, взгляд был прямым и ясным. И Элизабет нашла в общении с ней определенную приятность. Пусть пока что многие суждения мисс Флетчер в силу юного возраста казались чересчур категоричными, а ввиду отсутствия опыта не отличались правильностью, все же врожденные тактичность и доброта позволяли ей с готовностью признавать свои ошибки, принимать чужое мнение и оставаться весьма достойной собеседницей. В то же время характер не давал ей унывать, толкая к новым спорам.

— Нет, ну неужели вы в самом деле думаете, что Маргарет поступила правильно, утаив от мистера Торнтона приезд своего брата? — высказывала Ребекка свое недовольство героиней Гаскелл. — Разве его честность и благородство не должны были внушить ей достаточного к нему доверия, чтобы раскрыть эту тайну, столь долго стоявшую между ними? В крайнем случае, объяснить, попросить — он же джентльмен, он не стал бы использовать полученные сведения во вред своим друзьям — хотя бы мистеру Хейлу!

Элизабет, однако, считала, что Маргарет поступила так, как от нее требовал сестринский долг.

— Но ведь она дала брату слово, которое не имела права нарушить, — напомнила Элизабет. — А кроме того, вовсе не считала мистера Торнтона человеком, которому стоит доверять. И, должна признать, в чем-то я ее понимаю.

— Это поначалу, — упорствовала Ребекка. — А потом, когда она уже убедилась в его великодушии и когда он прямо спросил ее о том, что произошло в действительности, мне кажется, лишь глупая гордыня помешала Маргарет сказать правду.