— Да в тебе-то я не сомневаюсь, — поморщился Джозеф. — Знаешь же, что отец чудит. Не хочет, чтобы его имя стояло рядом с именем Мортона и чтобы корреспонденты надоедали ему вопросами о моем образе жизни. Если он запретит, я тебе в суде не помощник: не дорос еще до совершеннолетия.

— У меня и в мыслях не было оказывать твоему отцу столь дурную услугу, — поспешил успокоить его Энтони. — Никто не услышит из моих уст его фамилии.

Однако мне не обойтись без твоих навыков работы со свидетелями. Сам понимаешь, скольких людей нам с тобой нужно обойти, чтобы выяснить их настроение, и как мало у нас осталось на это времени.

— Вы намерены выехать завтра с утра? — подал наконец голос и глава семьи Уиверов. Энтони кивнул, невольно напрягаясь: каких сюрпризов еще ждать от этого человека? Однако Томас Уивер лишь предложил не утомлять мисс Флетчер бессмысленными переездами в Кловерхилл и обратно, а остаться у них прямо сейчас. За ее вещами он обещал прислать человека, тем самым освободив Энтони и Джозефу вечер для сборов и подготовки. Отказываться Энтони не стал.

За этими разговорами незаметно подошло время десерта, и миссис Уивер, очевидно, ничего не знавшая об уговоре падчерицы с одним из гостей, прямо объявила, что их повар очень старался приготовить панфорте* по всем традициям итальянской кухни, и выразила надежду на то, что мистера Рида «порадует эта частичка его солнечной родины».

Плотный сладкий пирог с разнообразными цукатами, орехами и специями был исключительно ароматным и вкусным. Но куда как больше удовольствия Энтони доставили хитрые взгляды Лиз, словно проверяющей, понравится ли ему ее выбор. В том, что именно она придумала угостить привередливого гостя национальной выпечкой, Энтони не сомневался, и оттого просто блаженствовал в этом ее желании сделать ему приятное. Одна мысль о том, что Элизабет не забывает о его существовании сразу после расставания, что она думает о нем, да не просто как о случайном знакомом, а хотя бы как о добром друге, которому хочется оказать услугу, что она…

Пресвятая Дева, что у него есть самый настоящий шанс на нежные чувства своего ангела!

Она сводила с ума и в то же время дарила весь мир, без Элизабет казавшийся пустым и не нужным. И ужин в «Рулс», и путешествие в Италию, и крохотных смуглолицых озорников, о которых какой-то месяц назад Энтони даже не мечтал.

Если только удача еще немного побудет на его стороне. Если Лиз примет, если протянет ему руку после всей правды…

— Что вы скажете о нашем панфорте? Дуглас, конечно, приложил все усилия, чтобы он соответствовал найденному рецепту, и все за столом признали, что ему удалось сотворить вкуснейший десерт. Но похож ли он хоть сколько-нибудь на настоящее итальянское лакомство? Только не щадите мое тщеславие, мистер Рид: мне очень хочется узнать правду, — заговорила Элизабет, провожая его после обеда до ворот Ноблхоса. Джозеф и Ребекка, еще ни разу не бывавшие в местом саду, поддались на уговоры Эмили устроить для них небольшую экскурсию, и Энтони получил необходимую свободу, чтобы наконец объясниться с Элизабет. И, как ни странно, пирог был не самым плохим для этого началом.

— Надеюсь, вы не сочтете меня нытиком, если я скажу, что, как и вы, попробовал сегодня панфорте в первый раз? — как можно спокойнее проговорил он и в ответ на ее удивленный взгляд продолжил: — Вы исполнили мою мальчишескую мечту, мисс Уивер, потому что на каждое Рождество я надеялся увидеть на столе этот чудный пирог, но мать воспитывала меня одна, и лучшее, на что мы могли рассчитывать в праздники, это кусок сыра к обычному хлебу, а в самые лучшие дни — обрезки от ветчины.

— Вы были настолько бедны? — с жалостью, но без всякого отвращения воскликнула Элизабет, позволив ему выдохнуть и набраться сил на новые откровения. — Но ведь ваш отец…

— Отец узнал о моем существовании незадолго до своей смерти, — пожал плечами Энтони. — Он покинул Италию до того, как стало известно о том, что у него будет ребенок. Он не собирался строить с матерью каких бы то ни было отношений, хоть и говорил потом мне, что полюбил ее с первого взгляда и потому не смог устоять. Но в Англии у него была семья, и долг вынудил его вернуться домой. Мама часто писала ему, особенно когда становилось совсем худо, но ответа не получала.

Она хотела надеяться, что это миссис Рид перехватывает письма, и не желала думать, что отец давно забыл о ее существовании. И однажды ее вера была вознаграждена. Отец приехал. Он просил прощения, клялся, что ничего не знал, каялся в том, что оставил нас с матерью и ни разу даже не поинтересовался ее жизнью. Мама простила и приняла его, но ее счастье оказалось недолгим. Она сильно болела и уже умирала, когда появился отец. Его близость подарила ей еще несколько дней жизни и легкую смерть в его объятиях. Наверное, он действительно ее любил, потому что горевал очень сильно и меня принял без единого протеста, а ведь мог сделать вид, что знать меня не знает: у мамы и доказательств никаких не было…

— Вы сами — лучшее доказательство принадлежности к фамилии Ридом, — очень мягко проговорила Элизабет и, разомкнув сжатые от заметных переживаний пальцы, ободряюще коснулась его руки. — Любой, кто знал вашего отца, отметит это разительное сходство между ним и вами. Я, к сожалению, не помню мистера Рида, но папа несколько раз упоминал об этом факте, и у меня нет оснований ему не верить.

Энтони кивнул: он помнил отцовский портрет, когда-то висевший в гостиной и всем напоминавший, кто хозяин Кловерхилла. Если бы Энтони имел возможность встать сейчас рядом с ним, вряд ли помимо цвета волос можно было найти иное различие. Но Джордж избавился от этой картины — и Энтони не сомневался, что еще до того, как впал в нужду. Он ненавидел приемного отца и хотел уничтожить любое напоминание о нем.

И почти преуспел.

Энтони снова поднес пальцы Элизабет к губам. Ему надо было успокоиться и собраться с мыслями, чтобы закончить начатое. Зря он, конечно, нагрузил своего ангела этими слезливыми подробностями, но под внимающим взглядом Элизабет слова потекли сами, и лишь сбившееся дыхание позволило Энтони остановиться.

— Вы не спрашиваете, кем была моя мать, — совсем тихо, глядя только на ее руку в своей руке, произнес он. — Оставляете мне в своем милосердии возможность уйти от ответа. Но вы имеете право знать правду — быть может, больше, чем кто-либо другой, и я…

— Энтони! Энтони! — восторженный голос Ребекки прервал их уединение.

Энтони, вздрогнув, заметил, как и Элизабет сжалась от неожиданности. Метнула, не удержавшись, на приближающуюся троицу рассерженный взгляд, но Ребекку, прижимавшую к груди забавного рыжевато-белого щенка, это не могло смутить. — Смотрите, кого мне Эмили подарила! Их любимица недавно ощенилась, и вот!.. Настоящее чудо! Он такой забавный! Такой милый! Такой мягкий! Ведь можно же?.. — тут щенок извернулся, лизнул ее в нос, и этого оказалось довольно, чтобы Ребекка залилась слезами счастья. — Можно мне его оставить? Я буду сама!.. Я всю жизнь мечтала!.. Он же живой! Он настоящий! Он…

Элизабет вздохнула, пожала плечами, словно прося у Энтони прощения за весь этот балаган. А он лишь стиснул ее руку и очень серьезно посмотрел в глаза.