нагромождение окаменевших полипов и рифов. Его бугристый рельеф вызывал ассоциации со шкурой древнего чудовища, которое пробудилось от долгой дрёмы на дне океана и всплыло на поверхность.

Поиски Верилия ничего не дали. Мы кричали, призывая его откликнуться, но навигатор как сквозь землю провалился. Я подозревал, что он угодил в воду и был моментально растерзан обитавшей в ней мерзостью. Теперь её целиком покрывали хищные пасти, простиравшиеся до туманного горизонта.

Они следили за выжившими, однако не осмеливались подступиться к суше, разбиваясь о скалы на отмели. Берег облизывали обычные, не тронутые порчей волны. Что-то не давало скверне распространиться дальше. Я лишь надеялся, что на атолле не поселился хищник, способный вызвать трепет даже у оживших мертвецов.

Мгла, окутывавшая сушу словно саваном, постепенно отступала. Она облизывала тёмные фигуры, которые стояли по пояс в воде или качались на её волнах. Сквозь прорехи в рясах белела дряблая плоть. Зелёное пламя в глазах мертвецов скрывалось за дымкой; спустя несколько минут марионетки исчезли за плотной стеной тумана.

Когда хмарь над островом полностью рассеялась, я заметил неподалёку здание, притаившееся между скалами. Его выдавал шпиль, который возвышался над их верхушками. На нём остатками позолоты тускло блестело крошечное солнце, потерявшее почти все свои лучи.

Здесь, на порочном атолле, был воздвигнут солярный храм. От его зловещей схожести с церковью Гетоя мне стало не по себе, однако я успокоил себя тем, что их могли построить по одному проекту. Далеко не факт, что Область выдрала его из моих воспоминаний.

Моё открытие вызвало бурное обсуждение, но в конечном счёте мы сошлись на том, чтобы отправиться на разведку. Делать у берега было нечего, а лезть обратно в воду и сражаться с мёртвыми куклами не хотелось никому. Протестовал один Утимару, которого от одного взгляда на храм прошиб пот. Он долго убеждал нас, что мы направляемся в опасную западню; объяснял, что только великая тьма способна играючи извратить символы света. Страх пробудил в нём религиозное рвение. Тем не менее он поплёлся за мной, когда я направился к святилищу, хоть и самым последним. У него был вид приговорённого к смерти.

К зданию вела мраморная лестница с выщербленными ступенями. От массивных колонн-статуй, составлявших портик, остались только крупные обломки, которые валялись на подступе к храму. Я перешагнул через каменную голову неведомого святого. Она обросла плесенью, отчего его лик приобрёл свирепое выражение.

Над входом висел бронзовый диск, изображавший солнце, однако вместо спиральных лучей к нему сходились десятки металлических змеек. Их полированные шкуры сияли, словно смазанные маслом, хотя затянутое свинцовыми тучами небо практически не давало света.

При нашем приближении тяжёлые двери дрогнули. Их створки разошлись, пропуская одинокую девушку в облачении монахини. Голову её покрывал длинный платок, оставлявший открытым миловидное, чуть бледное лицо. Груботканую рясу усеивали миниатюрные звёзды со змеями и схематичными изображениями глаз.

— Добро пожаловать в Собор Единства! — провозгласила она, широко разведя руки, словно желала обнять всех разом.

За моей спиной раздался вопль, исполненный потрясения и муки:

— Нет! Нет! Не верьте ей!

Я обернулся как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как Утимару падает на колени. Он попытался вскочить, но вновь рухнул наземь, будто его грубо толкнули в спину. Ему пришлось выставить руки, чтобы не уткнуться носом в камень. Его трясло как в припадке, лицо исказилось от паники. Он поднял голову и уставился на девушку, словно не в силах был отвести от неё взгляд налитых кровью глаз.

— В Соборе вы обретёте путь к тому, что ищете, — продолжала та, приветливо улыбнувшись ему. — Но ваш проводник останется здесь, со мной. Я долго ждала его возвращения. Я верила, что он не забыл меня… И ты не забыл, верно? Я видела твои сны — сквозь трещину, которую оставило в тебе это священное место.

— Я… Никогда… Тут… Не был… — просипел Утимару. — А ты…

В их разговор вмешалась Айштера:

— Да что происходит? Не знаю, кто ты и что связывает тебя с Утимару, но если ты хочешь убить его, то…

С этими словами она встала между незнакомкой и приключенцем. Выругавшись про себя, я присоединился к ней, оттеснив плечом от монашки. Мгновением позже рядом возникла Йована, поглаживая рукояти метательных ножей на перевязи. Я посмотрел на Энель, и она, закатив глаза, шагнула ближе. Не заставь я её, она предпочла бы остаться в стороне.

— Нет нужды защищать его, дитя. Я заберу лишь то, что моё по праву. То, что было обещано мне. То, что он отдаст добровольно. Ведь так, милый?

Улыбка девушки стала чуть шире.

— Я не знаю… Тебя… Ты мертва!

— Твоими стараниями, — рассмеялась монахиня и хлопнула в ладоши. — Искатели, на вашем месте я не стала бы вставать между нами.

— Это угроза? — ухмыльнулась Энель, принимая вызов. В её руке возник Аскалон.

— Добрый совет. Преображение близится к концу, и мой муж может навредить вам.

— Твой… кто? — повторил я, окончательно потеряв суть происходящего.

— Утимару. Мой муж. Предводитель экспедиции, которую погубил. И начал он с меня.

Она задрала подбородок, показывая шею. На ней чернели уродливые кляксы синяков.

— Это ложь! — взревел авантюрист. Я оглянулся на него — и похолодел. Утимару отчаянно старался вырваться из невидимой хватки. Его одежда превратилась в лохмотья, пропитанные кровью, но он не прекращал бороться.

— Сними перчатки, милый. Покажи всем благословение, которым тебя одарили.

Авантюрист сник. Он прошептал, глядя на девушку:

— Ты же знаешь, это был не я… Это всё проклятие. Область покарала меня за то, что я принёс в неё освящённую икону Тиларны. Мои руки… Они не слушаются меня. Я не хотел никого убивать, зачем мне…

— Сними перчатки, — повторила она, и Утимару послушно стащил их.

Его руки были искорёженным подобием человеческих: синюшные ладони, покрытые нарывами и язвами, чересчур длинные высушенные пальцы… Он вдруг оскалился и провёл ими по камню, оставив на нём глубокие борозды от ногтей. А я понял, кого следовало винить за гибель Тэмина и лунарного мага — как и девушек, задушенных в Радианте.

— По-твоему, я чудовище⁈ По-твоему, я мог что-то изменить⁈ Признайся я в том, что подвержен порче, ты бы первая обвинила меня в том, что мой дух слаб! Вы бы убили меня или изгнали! Что мне оставалось делать⁈

Он напрягся и сорвался с места. В последний момент я отступил в сторону, оттащив с пути обезумевшего авантюриста Айштеру. С прыткостью дикого зверя Утимару подскочил к монахине. За миг до того как он дотянулся до неё, она вскинула руку — и схватила его за горло, без усилий оторвав от земли. Он захрипел и обрушил на неё град ударов, не оставивших на ней и следа.

Когти, с лёгкостью резавшие камень, не могли причинить вреда ни девушке, ни её облачению. Никто не вмешивался в их противостояние. Я замер, как каменное изваяние, прижав к себе Айштеру, чтобы та не совершила какую-нибудь глупость, — но неподвижная знахарка лишь часто и неглубоко дышала, точно ей не хватало воздуха. На лице Йованы проступило отвращение, словно перед ней сцепились в схватке черви. Энель настороженно наблюдала за монашкой, держа Аскалон наготове.

Когда движения выбившегося из сил Утимару замедлились, девушка, продолжая улыбаться, усилила хватку. Послышался омерзительный хруст, и авантюрист безвольно обмяк в её руке. Она разжала пальцы, и он свалился у её ног.

— Плата принята, — произнесла она и указала на распахнутые двери. — Вы можете войти в Собор Единства. Путь к обретению и исполнению открыт.

Девушка не шевелилась, пока мы молча проходили мимо неё. Она убила одного из нас на наших глазах; но я не взялся бы судить её. Кто был прав, а кто виноват? Здесь взыскали старый долг, и никто не знал, справедлив ли он.

Когда я поравнялся с монахиней, она заговорила:

— Впервые повстречав знак, ты посчитал его неделимым, хотя он воплощает в себе три сущности. Три части цельной картины. Единство требует слияния.

Я покосился на неё, и она одарила меня спокойной улыбкой. Вблизи я заметил, что она не дышала.

Последней зашла Йована. С тягучим скрипом за ней захлопнулись двери, и возле наших ног разверзлась пропасть.

Глава 26

Тонко вскрикнула Айштера, ближе всех оказавшаяся к пропасти. Я дёрнул её к себе, и она вцепилась в меня мёртвой хваткой. Её уши прижались к голове, распушённый хвост встал торчком.

Она сильно испугалась — и немудрено. Ещё полшага, и она сгинула бы в гигантском округлом провале, который возник перед нами, стоило дверям закрыться. Он занимал