практически весь пол храма, но у стен сохранились отступы, на которых чадили жаровни, источавшие клубы густого благовонного дыма. У него был горько-сладкий привкус, одновременно притягивающий и отталкивающий. Дым стекал в бездну, словно проглатываемый ею.

Энель тихо выругалась. Судя по всему, и для неё мгновенное преображение собора стало сюрпризом. Да и я не сдержался от проклятия: даже небольшая поспешность могла оборвать наше путешествие, перечеркнув все победы, что мы отвоевали у Области Аномалий. Чжинри достала записную книжку и яростно застрочила в ней что-то. Йована же склонилась над краем пропасти, словно готовилась нырнуть в неё.

— Я устала от здешних фокусов, — взяв себя в руки, пробурчала Энель. — Ни одному мастеру-дименциалисту не удалось бы склеить пространство без швов, а я их не чувствую… Ничего, совсем ничего. Божественные проделки? Но тогда почему рассеянная мана тронута порчей?..

Айштера по-прежнему льнула ко мне как ищущий защиты ребенок. Я чуть отстранил её, чтобы толкнуть двери.

В то, что это ловушка, совершенно не верилось. У Области наверняка были припасены более надёжные способы расправиться с неугодными.

В тишине скрежет металла о металл показался оглушительным. Я повернулся на звук; это Йована провела двумя метательными ножами друг о друга, привлекая наше внимание. Убедившись, что мы смотрим, она указала одним клинком левее.

В десятке метров от нас, возле жаровни, в которой потрескивали благовония, начинался спуск — узкие ступени, что примыкали к стене пропасти и спиралью закручивались в неизвестность.

— Очень ненавязчивое приглашение, — передёрнул плечами я.

Лестница оказалась крутой. Высота каждой ступеньки, покрытой тонким слоем слизи, отличалась от предыдущей. Приходилось тщательно отмерять шаги, чтобы не поскользнуться, так как любая ошибка привела бы к падению.

От насыщенного дыма кружилась голова и слезились глаза. В носу свербело, и сколько бы я ни чихал, это не помогало. Я старался не смотреть в жадную тьму, и прижимался к влажной пористой стене, покрытой куцей растительностью. При касании она выбрасывала слабо светящиеся споры, и их тусклое мерцание разгоняло темноту над лестницей. Вскоре покрытая ими одежда заблестела, как новогодняя ёлка. Рискнув обернуться, я увидел, что и моих спутников усеивали зеленоватые пятна.

После первого часа, проведённого в бездне, я потерял счёт времени. Спина вспотела, ноги подкашивались от усталости и напряжения, но разум охватила странная, неестественная лёгкость. Я приписывал её дурманному дыму, который становился тем гуще, чем ниже мы спускались. Я переживал за Айштеру и Чжинри. Они не были наделены природной выносливостью и, в отличие от меня, не обладали благами Системы. Но и это волнение растворялось в отупляющем тепле, в которое погрузилось сознание.

В какой-то момент пальцы нащупали вместо уже привычного бугристого коралла, усеянного лишайником, прохладу настоящего камня. Теперь стена была выложена гранитными плитами, на которых змеился причудливый орнамент. Фосфоресцирующие споры давали мало света, и целиком узор рассмотреть не удавалось, но даже от обрывков зарябило в глазах.

Накатила тошнота. Я остановился, чтобы переждать позыв, и коварные символы впились в мой разум с удвоенной силой. Они взывали ко мне, терзали и манили, и их безумный хоровод совершенно оглушил меня. От них потянуло жаром, который обжёг кожу. Я отпрянул — и ощутил лёгкий толчок в грудь. Отчаявшиеся символы решили избавиться от меня раз и навсегда.

Ботинки заскользили по скользким от слизи ступеням. Мгновение я балансировал, нелепо размахивая руками. Стремился ухватиться хоть за что-то, — но не желал трогать проклятую стену. Затем хрупкое равновесие нарушилось, и меня неудержимо повлекло вниз.

Пролетел я немного — от силы пару метров, после чего грохнулся на пол. Спину пронзило судорогой, по затылку словно кувалдой прилетело, и всё внутри перевернулось. На несколько секунд я забыл о том, кто я и где нахожусь, полностью отдавшись во власть боли.

Постепенно она отступила. Сперва вернулось зрение, и расплывчатые пятна превратились в лицо Айштеры, склонившейся надо мной. В её глазах плескалась тревога, которая сменилась облегчением, когда я пошевелился и спросил:

— Так я ещё жив?..

— Да! Ты споткнулся, когда до дна оставалось всего ничего.

Я поднял руку и сжал её в кулак. Получилось без каких-либо проблем, значит, обошлось без перелома позвоночника. Я попытался подняться, и Айштера поддержала меня. С её помощью я кое-как встал на ноги. В затылке звенело. Я ощупал его, однако нашёл там всего лишь ссадину.

— Не спотыкался, — поправил я Айштеру, — меня спихнули.

— На лестнице никого, кроме нас, не было, — заметила Энель, которая сидела поблизости, блаженно вытянув ноги. Даже Йована в кои-то веки не изображала образец стойкости и развалилась на полу. Спуск измотал всех — не только физически, но и морально.

— Разве вас не пытались убить символы на стене?

В ответ я удостоился скептических взглядов от ашуры и авианы, а также растерянного — от фелины.

— Орнамент, он потеплел, а потом…

— Не было никакого орнамента, — прервала меня Энель. — Просто лишайник на мёртвом коралле, и так до самого низа.

Я оглядел стены и не нашёл ни малейшего признака гранитных плит. Всё так, как сказала ашура, — риф уходил в пол, сложенный из треугольных розовых изразцов. Я не удивился: это был далеко не первый зловещий фокус Области, и едва ли он станет последним. Пятна светящихся спор тоже исчезли; да и не почудились ли они мне?

Дно провала представляло собой ровную открытую площадку без видимого выхода. Тут пульсировал мягкий рассеянный свет, не имевший источника. Сероватая мгла, что спустилась за нами, жалась к стенам, впитывая тусклые отблески. Я глотнул прохладного, пахнущего гнилостной сыростью воздуха. После удушливого дыма, который извергали жаровни, он показался прекрасным.

Посреди площадки находился фонтан, вырезанный из жёлтого мрамора с белоснежными прожилками. В его центре высился треугольный столб, испещрённый знакомыми знаками — схематичными глазами, которые обвивали змеи. Стелу обступали абстрактные скульптуры, переплетения закрученных волн, из которых торчали распахнутые пасти. Они впивались в соседние спирали, а те, кому не досталось добычи, с бульканьем выплёвывали мутную воду. Из-за её течения и разлетавшихся брызг казалось, что змеи на стеле дрожат и извиваются.

После сражения с мертвецами на хищном озере я решил, что меня больше ничто не испугает, однако Область наглядно показала, что я ошибался.

— До чего жуткая дрянь, — сказал я, — и близко к ней не подойду.

Энель проследила за моим взглядом и хмыкнула:

— Если это то, о чём я думаю, то, скорее всего, подойти придётся. А даже если нет, здесь больше ничего нет, кроме фонтана. Без него продвинуться дальше не выйдет. Не для красоты же его поставили?

— Ты что-то о нем знаешь?

— Раньше этот обелиск стоял на площади перед Первым Храмом. Он воплощал в себе неприступность Шиндалинмата. Возле него проводились множественные… ритуалы, которые подпитывали защиту города. Купол, который должен закрывать храмовый район, привязан к нему. И чтобы снять защиту, нужно поместить в него ключ. Хотя, честно признаюсь, я понятия не имею, как он очутился здесь. Перенесли и воткнули в фонтан? Или это копия? Почему-то оба варианта кажутся сомнительными.

Я пригляделся к стеле и увидел в ней углубление на высоте груди. К нему сходились хвосты ближайших змей. Пластинка в кармане ощутимо нагрелась. Я вытащил её; окружность в середине светилась золотом.

— Более прозрачного намёка и не придумаешь, — вздохнул я.

Расставаться с талисманом чертовски не хотелось. Через него я черпал магические силы. Пускай они были заимствованными, но всякий раз, когда я использовал пластину, я чувствовал себя магом. Впрочем, до мечты ли сейчас, когда на кону стоят жизнь и рассудок?

Заглушив страх, вызванный острой неправильностью фонтана, я пошёл к нему. За мной увязалась Йована. Обычно бесстрастная авиана щурилась и с любопытством разглядывала обелиск. Я остановился, немного не дойдя до него.

С ним творилось неладное. По искорёженным статуям пробежала рябь, и прожилки мрамора запульсировали в такт мгле, что поглощала рассеянный свет. Ртов у скульптуры прибавилось, и жидкость, извергаемая ими, теперь хлестала водопадами. Воздух возле неё засвистел, и этот звук забрался под кожу, вызывая мурашки.

Я попятился, следя за тем, как всё более крупные брызги выплёскиваются на изразцовый пол. Лужи будто обрели подобие разума. Они тянулись одна к другой, сливаясь в грязно-серебристую слякоть, и в один миг вдруг поднялись скоплениями щупалец и вытаращенных глаз.

Вслед за ними ожил фонтан.

Вода, выплёвываемая статуями, собралась в высокую трепещущую колонну, которая выпростала два широких крыла и широко раззявила вытянутый клюв. В нём шевелились языки, сплетённые в бесформенный комок. На них появились рты, что начали грызть