Итак, вот что я предлагала. Конечно, здесь должна быть рунаБелого Бога – та, что у скандинавов называется Альгиз. Она напоминает человека,стоящего с подъятыми к небу руками. Ведь ковер поднимается в вышину! РунаБелбога символизирует то в человеке, что принадлежит небу, и обеспечиваетпокровительство светлых богов. Но здесь должна быть также руна Чернобога,которая у скандинавов называется Хагалаз. Ее значение – разрушение старыхсвязей, то есть связи человека с землей. Ковер должен плоско лежать на земле.Однако он летит! Старые связи нарушены! Необходимы и другие знаки. Руна Радуга,или северная Райд, – это руна дороги, движения. В магии она означает помощь впутешествии. Руна Крада, или руна Кано, означает жертвенный огонь, она символстремления к недостижимому и воплощения этого стремления, но в то же время –руна речи, руна заклинания, волшебного слова, с помощью которого ковер-самолетдолжен подняться в вышину и полететь. Сила, или руна Зиг, – руна победы. ВедьИван-царевич, который стоит на ковре, возвращается победителем – он добылжар-птицу, он чувствует себя равным богам, все в мире подвластно ему. Значит,Сила-Зиг обязательно должна быть изображена на ковре! Следом идет руна Ветер,Одр, – магическая руна, связанная со стихией воздуха. И она должна бытьцентральной в узоре. Ведь ковер-самолет летит по воздуху. Руна Берегиня – Фригги Хель – жизнь и смерть, плодородие, возрождение – и в то же время царствомертвых. Кроме того, эта руна обозначает судьбу как нить, сплетеннуюскандинавскими норнами. Герой, поднявшийся в небо на ковре-самолете, испыталсудьбу, и, конечно, он вступил в союз и со светлыми, и с темными силами. Леля –руна Лагуз – руна интуиции, тайного, порою непостижимого знания, без которогоневозможно движение ковра-самолета. Даждьбог, руна Йер, означает дары богов,удачное завершение нового начинания. Мы не знаем, каким силам небеснымпринадлежит ковер-самолет – это воистину дар богов! А значит, она должна быть вцентре узора.

Такие символы я и предложила В.М.

Выслушав меня, он надолго замолчал. Потом подошел к большомустолу, заваленному папками с черновыми набросками, и достал листки толстойжелтой бумаги. Я уже знала – это прежние, первоначальные эскизы ковра. Он смялих в один большой, толстый, бесформенный ком и, широко распахнув дверцуголландки, которая отапливала мастерскую, с силой затолкал туда.

Мы все вскрикнули, вскочили на ноги, однако В.М. остановилнас резким взмахом руки. Пламя на миг остановилось, словно бы попятилось, нопотом с такой жадностью набросилось на бумажные листы, что несколько их дажевывалилось из печки, и крошки угля, щепки, какой-то мусор, лежавшие около печи,мигом затлели, занялись. В.М. и несколько наших мужчин принялись торопливозатаптывать огонь.

Я не могла сдвинуться с места… Какое-то странноепредчувствие овладело мной. Зачем, зачем я приехала в Москву?! Не лучше ли мнекак можно скорей вернуться домой, вместе со своими дурацкими и, может быть,опасными замыслами?»

Нижний Новгород, наши дни

От Ковалихи до Алениного дома на углу Ижорской – ходьбычетверть часа, не больше. Алена проделала этот путь минут за десять. Подбежалак дому, изрядно запыхавшись, и тотчас увидела на обочине серую «Мазду».Раздался короткий сигнал, дверца открылась, выглянул Алексей:

– Здравствуйте! Идите, посидим рядышком.

– Посидим, – охотно согласилась Алена, забираясь в машину.

Вообще-то его можно пригласить и домой, но… но как-то нехочется, если честно.

Почему?

«Боишься, что последует продолжение вчерашней сцены, длявсех унизительной и никому не нужной?» – спросила наша писательница сама себя.

Да, лучше встречаться на нейтральной территории.

– Вот деньги, – протянул Алексей конверт. – Посчитайте.

– Да ну, ерунда какая… – Алена сунула конверт в сумку неглядя. Она никогда не считала деньги в подобных случаях. Конечно, дурьпорядочная так вести себя, но… но пусть ее лучше считают дурой, чем онаоскорбит человека недоверием, полагала Алена. В общем-то, обманули ее в такойситуации только один раз: это был знакомый и как бы даже свой, «блатной»,меняла-валютчик, передавший ей после обмена евро на рубли (по льготному курсу,по блату!) на пятьсот рублей меньше. Заметила это Алена только дома, наивнорешила, что Алик (так звали мелкого мошенника) ошибся. На другой день онанапомнила ему о своем существовании, но он сделал очень большие и очень честныеглаза на лице кавказской национальности:

– Не может быть! Вы ошиблись, красавица!

«Красавица» только плечами пожала, зная, что совершенно неошиблась, но… кто не успел, тот опоздал. Она просто дала себе слово впредьвсегда деньги пересчитывать, но, конечно, слова не сдержала, как и много другихслов, данных себе прежде и потом. Что касается мошенника Алика, то спустянеделю после той истории он пропал бесследно, и никто о нем больше ничего неслышал. То ли сбежал в родные кавказские страны, то ли обиделся на негокто-нибудь посильней и, с позволения сказать, покруче, чем чрезмерноснисходительная и мягкотелая Алена Дмитриева.

Да Бог с ним, с Аликом, он вообще ни при чем в нашемповествовании.

Итак, Алена деньги убрала и перевела разговор на предметкуда более ей интересный, чем презренный металл (в данном случае – презреннаябумага):

– Как вы себя чувствуете?

– Да так, ничего, вашими молитвами, – пожал плечами Алексей.– Как обычно, все прошло бесследно.

– Судя по всему, – Алена похлопала по подушке сиденья рядомс собой, – с машиной все в порядке?

– Слава Богу, – кивнул Алексей. – И я очень прошу меня извинить:вчера я вел себя омерзительно, но я был не в себе после припадка и дико зол.

– Да я понимаю, – с неловкостью пробормотала Алена, – небудем об этом говорить. Я на вас совершенно не сержусь, честное слово.

– Ну да, понятно: на больных не обижаются, – усмехнулсяАлексей. – Ладно, проехали. Вы мне лучше вот что скажите: вы были в музее, яправильно понял? В художественном музее?

– Ну да.

– А почему? Внезапно проснулась тяга к искусству или… илиэто как-то связано со мной, с моими вчерашними взбрыкиваниями?

– Или, – сказала Алена. – Вот именно – или. Я хотелапосмотреть… хотела понять, что могло вас довести до такого состояния, какаяименно картина.

– Как же вы могли это понять, если я сам не знаю?

– То есть как? – недоверчиво пробормотала Алена. – Вы хотитеуничтожить картину – и не знаете какую?